Танцы марионеток - Елена Михалкова

В тот раз она заставила себя успокоиться. Выпила валерьянки,посмотрела хороший фильм, прогулялась по любимой Остоженке… Набор нехитрыхсредств помог ей – она уверила себя в том, что имеет дело с совпадением. Такоепрекрасное слово – «совпадение»: оно объясняет почти все, что вообще поддаетсяобъяснению. Разве не высок риск столкнуться со случайным прохожим у девушки,которая носится как безумная по всему парку, нацепив наушники? Разве незакономерно, что старик, много лет державшийся и не выпивавший ни капли водки,в один печальный день вдруг сорвался? Должно быть, ее подсознание подсказало наиболеевероятный жизненный сценарий для каждого из ее персонажей. Все дело в ее знаниилюдей. Именно так! В знании людей и совпадении – и больше ни в чем. Она в этоверит.

Почти верит.

Некоторое время Лена держалась этой мысли, и постепенно еестало отпускать. В один прекрасный день, написав сцену, которая ее саму привелав восторг, она даже позволила себе с улыбкой вспомнить свой страх и посмеятьсянад собой.

Сцена удалась. Герой, несчастный в любви, осознав, что жизньбольше не принесет ему радости, решился уйти на войну и в первом же сражениибыл смертельно ранен случайной пулей – по иронии судьбы и замыслу автора,выпущенной его более удачливым соперником. Сцена получилась глубоко трагичной,как и задумывалось, и Лена была почти счастлива – ей все удалось. Ощущениеволшебства, когда ниточка, свитая из произносимых ежедневно слов, вдруг самасобою сплеталась в ковер-самолет, уносящий Лену в другие страны и времена,сегодня было на редкость сильным. В такие минуты она остро чувствовала, какойнеправильной жизнью жила до того, как начала писать, и как невероятно ейповезло, раз теперь у нее есть такая возможность. «Я – везучий человек!» Онаулыбалась, поставив точку в абзаце, улыбалась, выключая компьютер, и продолжалаулыбаться, встретив мать после работы.

– Ужасная история на днях случилась, – сказалаОльга Сергеевна, поставив пакеты с продуктами на пол. – Помнишь вашуучительницу химии? Она упала под поезд, едва жива осталась. Толпа в метро –страшное дело, просто страшное. Ведь толкнут, не заметят, и никто не поможет! Унас в школе собирают деньги на ее лечение – говорят, то ли у нее ноги отнялисьот страха, то ли их повредило последним вагоном. Ох, да что ж такое творится…

Лена отчетливо запомнила, что в ту секунду смотрела не намать, а на пакет, стоявший на полу, – в нем просвечивала книга с размытойженской фигурой на обложке. А в следующий миг ей показалось, что это она внутрипакета, не может дышать под белым полиэтиленом, не может разомкнуть губ, ккоторым намертво прилипла пленка. Лена закричала и потеряла сознание.

Когда она пришла в себя, перепуганная до смерти ОльгаСергеевна хлопотала вокруг нее, собираясь вызвать «Скорую помощь». Лена еле ееотговорила. Она что-то соврала матери о причинах обморока, не думая о том,насколько убедительно звучит ее вранье, – у нее не было на это сил. Всемысли, чувства словно сконцентрировались вокруг одного воспоминания: вот онапридумывает героиню, которая должна стать жертвой в новой книге, «Кошачийглаз», и вспоминает о своей учительнице, которая давно уже не работала в школе.«То, что надо!» Тихая, беззлобная, не сердящаяся даже на самых отъявленныххулиганов, – идеальная жертва, вызывающая сочувствие у самой Лены, азначит, и у читателя. И учительница оказалась в истории, которая для неезаканчивалась очень печально. Лене было жаль свою героиню, очень жаль, но посюжету ее смерть была необходима. И потом, это было так жизненно…

Лена плохо помнила, как провела следующие несколько дней. Вовтором воспоминании она видела себя бредущей по скверу в каком-то сомнамбулическомсостоянии, окруженной призраками убитых ею людей, – теперь она уже немогла сказать, кто из них был живым, а кто выдуманным. Судьба щелкнула ее поносу, но она не поняла этого, и тогда ей преподали второй урок. Но даже послеэтого ее самонадеянность одержала верх, и она вывернула ситуацию наизнанку,ухитрившись приписать себе лавры «читателя человеческих жизней». В наказание заэто следующий удар оказался таким, что сбил ее с ног.

«Я едва не убила ее, – думала Лена, и образ ВерыАлексеевны сливался в ее воображении с настоящей учительницей. – Своимируками… мыслями… фантазией… Господи, я чудовище! Я не хотела, чтобы моиподозрения сбылись, и оттолкнула их от себя, хотя в глубине души всегда знала,что это правда. Кто еще умер по моей вине?»

Призраки неслись рядом с ней, умоляюще заглядывали в глаза,и каждый просил переписать их судьбу так, чтобы их ждало счастье. Ночью онипришли снова, и Лена несколько раз просыпалась в холодном поту, сдерживая крик.Господи, что она наделала! Что она наделала…

С утра она зарылась в воспоминания других авторов. Многие изних намекали на то, что написанное ими имеет обыкновение сбываться, а некоторыеговорили об этом прямо – как тот писатель, один из ее любимых. «Почему я необращала внимания на это раньше? Я знала, знала, но заставила себя закрытьглаза. Мои книги были мне важнее, чем жизнь живых людей».

Это была правда. Словно Молох, пережевывающий одну жертву задругой, она питалась чужими судьбами. Сколько их, этих жертв? Пять? Десять? Вкаждом ее романе кто-нибудь погибал, кого-то предавали, кто-то предавал сам,терял любимых…

Лена едва не застонала. Если бы можно было писать книги, вкоторых все счастливы и живут вечно! Но это невозможно. А значит, выход толькоодин.

Она стерла начатую главу новой книги, уничтожила все записи,помогавшие ей в работе. Панически боясь узнать о ком-то еще, кто стал жертвойее стремления заимствовать персонажи из окружающего ее мира, Лена специальностаралась обходить молчанием все темы, которые могли вывести ее на судьбупрототипов.

Словно в отместку, ее дар выдумывать истории из ничегоиссяк. Даже когда Лена попыталась сочинить что-то о выдуманных персонажах –полностью выдуманных, слепленных на скорую руку из обрезков книжныхгероев, – у нее ничего не получилось. В том месте, где открываласькогда-то дверь в другие миры, теперь была даже не стена – пустота, и от этогоЛена ощущала себя как человек, у которого отняли способность дышать, но онпочему-то остался жив. Хотя ему постоянно хочется вдохнуть, а у него неполучается.

И еще она боялась, что если проговорится кому-то о том, чтослучилось, то закончит свои дни в сумасшедшем доме. «Писательница считает, чтоее божественный дар обернулся дьявольской стороной!» Она словно воочию виделазаголовки в газетах. Ни один нормальный человек ей не поверит – писателей нестоит принимать в расчет, они сами люди далеко не здравомыслящие. Она никомуничего не сможет доказать.

И не станет. Но сделает все, что в ее силах, –остановится, пока не поздно. И будет верить, что никто не погиб по ее вине,потому что если не верить в это, то жить будет совсем невыносимо.

* * *

Василий дослушал ее прерывающийся, сбивчивый рассказ. Когдаона замолчала, он немного подождал, не будет ли продолжения, но она больше неговорила ни слова, а только сидела, сжавшись, в своем нелепом халатике. Втораятапочка тоже свалилась с ее ноги, пристроилась рядом с первой. Веселенькиетапочки… они странно не сочетались с ее рассказом, как не сочетались двекосички, цветы на халатике, босые пятки, одна из которых была в чем-то испачкана.Разве можно с босыми ногами рассказывать о неприятных вещах?