Единственный выживший - Дин Кунц

Джо лихорадочно порылся в памяти, не в силах припомнить ничего такого, что могло бы пробудить память Мерси Илинг. Он мог бы часами потчевать ее самыми подробными рассказами о непринужденной грации и врожденном очаровании своей дочери, о ее веселом, неунывающем нраве, о ее музыкальном смехе, который звучал колокольчиком всякий раз, когда ей удавалась какая-нибудь проделка. Он мог бы долго описывать ее высокий выпуклый лоб, медно-золотой оттенок бровей и ресниц, задорно вздернутый носик, изящно вырезанные уши, напоминающие самые изысканные раковины; не смог бы Джо умолчать и о пытливом блеске любопытных глаз, о глубоких замечаниях, свидетельствующих о не по годам развитом уме, а также о выражении хрупкости и затаенной внутренней силы на ее хорошеньком личике, которое не раз заставляло его сердце сжиматься от нежности, когда он смотрел на спящую дочь.

Но все это были субъективные впечатления, и, сколь подробны бы они ни были, сколькими деталями ни изобиловали бы, они все равно не могли навести Мерси на ответы, которые ему хотелось получить.

Он убрал руки с ее плеч.

Мерси открыла глаза и покачала головой.

Джо схватил со стола деревянную лопаточку, которую он взял у нее минутой раньше. Снова положил. Он просто не знал, что ему делать дальше.

– Мне очень жаль, – сказала Мерси.

– Ничего-ничего, просто я подумал… Я надеялся… Не знаю. Я сам не знаю, на что я надеялся.

Самообман никогда не удавался Джо. Он казался ему похожим на старый, скверно сидящий костюм со множеством прорех, сквозь которые проглядывает голое тело. Мерси Илинг еще могла обмануться, поскольку она сама этого хотела, но самого себя Джо обмануть не мог, и сквозь плохо скроенную ложь ему была хорошо видна беспощадная правда: он отлично знал, что он думал и на что надеялся. То, что с ним сейчас произошло, было лишь очередным проявлением поискового стереотипа, только теперь он не преследовал никого между стеллажами магазина, не высматривал воображаемую Мишель сквозь витрину супермаркета, не кидался к школьной ограде в надежде разглядеть Крисси среди толпы других девчушек, но все равно это была та же самая, застарелая и запущенная болезнь, которая гнездилась в самом его сердце. Одного упоминания об этой таинственной девочке, возраст и цвет волос которой по чистой случайности совпали с приметами его дочери, оказалось вполне достаточно, чтобы Джо, позабыв о логике и фактах, снова ринулся в безнадежную погоню за миражом.

– Мне очень жаль, Джо, – снова повторила Мерси Илинг, почувствовав, как стремительно изменилось его настроение. – Глаза, родинка, улыбка… во мне просто ничего не шевельнулось. Но я вспомнила ее имя. Рейчел называла девочку Ниной.

За его спиной Барбара встала так резко, что опрокинула стул.

Вода в водосточной трубе у заднего крыльца журчала и бурлила словно десятки возбужденных, сердитых голосов, которые – то гортанно рыча, то переходя на шепот, – выкрикивали ругательства и угрозы на неведомых языках.

Джо почувствовал, что у него подгибаются ноги, и схватился обеими руками за мокрые перила. Ветер, задувавший под козырек крыльца, швырял капли дождя прямо ему в лицо, но Джо не замечал ни холода, ни текущей по щекам воды.

Отвечая на его невысказанный вопрос, Барбара указала рукой на юго-запад.

– Катастрофа произошла вон в той стороне.

– Как далеко?

– Наверное, в полумиле, если по прямой, – подсказала Мерси, стоявшая на пороге, теребя в руках фартук. – Или чуть дальше.

Роза Такер прошла через горящий луг и попала в лес, в котором огонь быстро погас, потому что прошлое лето выдалось сырым и дождливым. Напрягая зрение, чтобы разглядеть хоть что-нибудь в темноте, она пробиралась сквозь редкий подлесок, стараясь держаться оленьих троп и травянистых полян, шагать по которым было не в пример легче, но даже там ползучие растения и некошеные травы обвивали ей ноги и затрудняли шаг. И почти всю дорогу – прежде чем Роза перевалила через цепь холмов – ей пришлось идти в гору и вести за собой, а скорее нести на руках маленькую девочку по имени Нина. Полмили по прямой, но если учесть рельеф местности и топографию извилистых оленьих троп, то ее путь мог оказаться втрое или даже вчетверо длиннее.

– Полторы-две мили пешком, – задумчиво проговорил Джо.

– Невозможно, – упрямо тряхнув головой, сказала Барбара.

– Очень даже возможно. Она могла это сделать.

– Я не об этом. – Барбара повернулась к Мерси. – Миссис Илинг, вы оказали нам огромную помощь, действительно огромную, но… Могу я попросить вас оставить нас с партнером наедине на несколько минут? Нам надо обсудить одну важную проблему.

– Конечно, конечно, я все понимаю. Сколько хотите… – ответила Мерси и скрылась в кухне. Судя по всему, она была крайне заинтригована, но воспитание не позволяло ей спросить, в чем дело. Уходя, она даже закрыла за собой дверь и оставила Барбару и Джо одних под навесом крыльца.

– Всего полторы мили…

– Да. По горизонтали – полторы мили, – согласилась Барбара и, шагнув вперед, положила руку на плечо Джо. – Но не забудь про те четыре мили, которые они падали вертикально, почти отвесно. Вот что я считаю невозможным, Джо.

Джо и сам мысленно сражался с той же самой проблемой. Чтобы допустить возможность того, что кто-то мог уцелеть после такой жуткой катастрофы, требовалась вера сродни религиозной, а он отринул ее и по выбору, и по необходимости. Чтобы поверить в высшие силы, Джо должен был сначала увидеть смысл в страдании как первоосновы человеческого бытия, а он не мог этого сделать, как ни старался. С другой стороны, если предположить, что чудесное спасение Розы Такер явилось прямым следствием тех исследований и экспериментов, которыми она занималась в "Текнолоджик", и что человечеству вполне по силам безграничные, почти божественные возможности (Садрах спасает Садраха из пещи огненной, а Лазарь поднимает Лазаря из могилы), то и это потребовало бы веры в то, что уже сам человеческий дух обладает необыкновенными и непредставимыми качествами… Такими, например, как Доброта и Созидательный Гений. Увы, за четырнадцать лет работы обозревателем уголовной хроники Джо узнал людей слишком хорошо, чтобы теперь преклонить колени пред алтарем первой Церкви Человека Богоравного. Он лучше – и, главное, нагляднее – многих представлял себе все новейшие "достижения" человечества и был уверен, что единственное, в чем человек проявил достойные восхищения упорство и смекалку, так это в совершении самых грязных, бесчестных, жестоких поступков, с неизбежностью подготовлявших его вечное проклятие. Лишь немногие люди – если таковые вообще существовали – способны были заслужить спасение.

Не опуская руки с его плеча, Барбара сказала сурово, но и с материнской заботой в голосе:

– Сначала ты хотел, чтобы я поверила в спасение Розы Такер. Теперь ты настаиваешь, что в этом аду уцелели двое. Нет, Джо, я сама ходила по этой бойне, я видела лужи крови и дымящиеся обломки, и я знаю, что существует всего один шанс из миллиарда, что кто-то ушел с места катастрофы на своих ногах.