Где-то во времени - Ричард Матесон

У меня ничего не получилось. С робкой улыбкой я поднял глаза.

– Боюсь, я не очень-то ловок.

Элиза проворно расстегнула одну из пуговиц моего жилета и продела цепочку в петлицу. Улыбнувшись мне в ответ, она бросила взгляд на футляр от часов.

– Ты не прочитал мою карточку, – сказала она.

– Извини, не заметил.

Снова открыв футляр, я увидел карточку, пришпиленную булавкой к низу крышки. Сняв ее, я прочитал написанные изящным почерком слова: «Любовь, моя услада».

Я вздрогнул – не сумел сдержаться. «Ее предсмертные слова», – пронзила меня мысль. Я попытался отогнать ее.

Элиза все-таки заметила мое выражение.

– Что случилось, любимый? – встревожилась она.

– Ничего.

Никогда я столь открыто не лгал.

– Случилось. – Она взяла мою руку в свою и требовательно посмотрела на меня. – Скажи мне, Ричард.

– Дело в этой строчке, – объяснил я. – Она меня тронула. – Я почувствовал, как в воздухе начинает расти напряжение. – Откуда эта строчка? – настаивал я. – Ты сама ее сочинила?

Она покачала головой, и я увидел, что она тоже борется с дурным предчувствием.

– Из гимна. Ты когда-нибудь слышал о Мэри Бейкер Эдди?[53]

«Что мне следует ответить?» – думал я. Еще не успев ничего решить, я услышал собственный голос, отвечающий:

– Нет. Кто она?

– Основательница новой религии, известной под названием «Христианская наука». Я однажды услышала этот гимн на службе. Она сама написала текст гимна.

«Я никогда не скажу тебе, что ты неправильно запомнила эти слова, – подумал я, – и никогда, никогда не скажу, какие слова за ними следуют».

– После службы я с ней встречалась, – продолжала она.

– Правда? – произнес я с удивлением в голосе, но поймал себя на этом.

Если я никогда не слыхал о миссис Эдди, то как могу выказывать удивление тем, что Элиза с ней встречалась?

– Это случилось около пяти лет назад. – Если она и заметила мой просчет (а я уверен, что это так), то предпочла этого не показывать. – В то время ей было семьдесят лет, и все же… если бы у меня был магнетизм этой женщины, Ричард, я могла бы стать величайшей актрисой в мире. Она обладала самой удивительной мистической силой, какую я встречала у женщины – или мужчины. Когда говорила, она словно околдовывала свою паству. Худощавая, не обладающая профессионально поставленным голосом – но эта непонятная сила, Ричард, эта энергия! Она меня буквально заворожила. Я не видела ничего, кроме этой хрупкой фигурки на возвышении. Все прочие звуки, кроме музыки ее голоса, проходили мимо меня.

Я чувствовал, что она сосредоточилась на этой теме, потому что все еще испытывала неловкость из-за моего поведения, и, желая положить этому конец, я обнял ее, привлекая к себе.

– Я люблю свои часы, – сказал я. – И люблю особу, подарившую их мне.

– Особа тебя тоже любит, – произнесла Элиза почти печально.

Но потом заставила себя улыбнуться.

– Ричард?

– Что?

– Ты не будешь обо мне ужасно думать, если…

Она замолчала.

– Если что?

Я не знал, чего ждать.

Она все не решалась, вид у нее был растерянный.

– Что, Элиза?

Я улыбнулся, но почувствовал легкий спазм в желудке.

Казалось, она собралась с духом.

– Я ослабла не только от любви, – сказала она.

Я все еще не понимал ее и напряженно ждал.

– Я приказала еще раньше принести сюда вина и еды – печенье, сыр, фрукты.

Она бросила взгляд в угол комнаты, и я заметил тележку с накрытыми блюдами на ней; из серебряного ведерка высовывалась бутылка вина – раньше я не обратил на это внимания. Я с облегчением засмеялся.

– Ты хочешь сказать, что голодна? – спросил я.

– Знаю, что это не романтично, – смущенно молвила она. – Правда, я всегда хочу есть после спектакля. А сейчас, когда внутреннее напряжение прошло, чувствую себя вдвойне проголодавшейся. Ты меня простишь?

Я притянул ее к себе, опять рассмеявшись.

– Ты извиняешься, и за что? – спросил я, целуя ее в щеку. – Ну, давай покормим тебя. Теперь, когда я об этом думаю, понимаю, что тоже сильно проголодался. Все эти прыжки и скачки нагнали хороший аппетит.

Она радостно улыбнулась и так сильно сжала меня в объятиях, что я поморщился.

– О, я люблю тебя! – воскликнула она. – И я так счастлива, что могла бы полететь! – Она осыпала мое лицо быстрыми поцелуями, потом отодвинулась. – Не желаете ли разделить со мной поздний ужин, дорогой мистер Кольер?

Не сомневаюсь, что моя улыбка была полна обожания.

– Сейчас загляну в календарь назначенных встреч, – важно произнес я.

Она опять обняла меня, да так сильно, что я зашипел от боли.

– О-о. – Она быстро отодвинулась. – Я сделала тебе больно?

– Если ты такая сильная, когда голодна, – сказал я, – то что же случится после ужина?

– Подожди и увидишь, – пролепетала она, и губы ее тронула слабая улыбка.

Она встала и протянула мне руку. Я тоже встал, подошел вместе с ней к тележке и придвинул для нее кресло.

– Спасибо, любимый, – сказала она.

Я сел напротив, глядя, как она открывает блюда, на которых лежали печенье, сыр и фрукты.

– Не откроешь ли бутылку? – попросила Элиза.

Вынув бутылку из ведерка, я прочитал этикетку.

– Как, здесь нет неохлажденного красного бордо? – не подумав, спросил я.

У нее напряглись скулы, и она немного подалась назад в кресле.

– Что случилось? – спросил я.

Я старался говорить беззаботно, но меня смущало выражение ее лица.

– Откуда ты знаешь, что это мое любимое вино? – изумленно спросила она. – Я никому не говорила, кроме матери. Даже Робинсон не знает.

На протяжении нескольких секунд я пытался придумать ответ, но вскоре понял, что такового быть не может. Я вздрогнул, когда она отвернула от меня лицо.

– Почему я тебя боюсь? – тихо проговорила она.

– Нет, Элиза. – Я протянул к ней руку через столик, но она отодвинула свою. – Не бойся, пожалуйста, не бойся. Я люблю тебя. И никогда не причиню тебе зла. – Мой голос, как и ее, прерывался и дрожал. – Не бойся, Элиза.