Денег больше чем у бога. Хедж-фонды и рождение новой элиты - Себастьян Маллаби

В этой лихорадочной обстановке Гонсалес объявил о намерении своего комитета провести слушания, посвященные хеджевым фондам. Тогда газета Washington Post с уверенностью написала о том, что «эти слушания, наконец, заставят чиновников встрепенуться»39. Но втайне от общественности в определенных кругах уже стали готовиться к контратаке. Роберт Джонсон, экономист из компании Сороса, который оказал помощь в организации стерлингового переворота, в свое время занимался организацией комитета по банковским операциям при сенате, и директор Гонсалеса по кадровым вопросам в то время был ассистентом Джонсона, помогавшим тому в его исследованиях. После того как Джонсон услышал о том, что Гонсалес призвал правительство к принятию решительных мер в отношении хедж-фондов, он почувствовал, что момент для ответных действий настал: Гонсалес и прочие законодатели буквально поливали грязью сферу бизнеса, занимающуюся хеджевыми фондами, при этом даже не пытаясь понять принцип работы этих фондов. Пришло время применить тактику блефа — необходимо было заставить чиновников конкретно заявить о том, какие меры они намерены принять с целью повышения безопасности хеджевых фондов. Поэтому Джонсон позвонил своему бывшему помощнику и убедительно попросил его организовать слушания. Джонсону вовсе не хотелось, чтобы чиновники «встрепенулись», он просто надеялся, что эти слушания помогут разрядить напряженную обстановку в Вашингтоне40.

Бросив наживку законодателям, Джонсон сосредоточился на работе в компании Сороса. Он сказал своему боссу, что если законодателям не предоставить дополнительные сведения о хедж-фондах, то избежать ужесточения законодательства не удастся. Обычные американцы относятся к хеджевым фондам с подозрением, поскольку они не понимают, какую роль играют данные фонды в структуре бизнеса. Им кажется, что, «когда они ночью ложатся спать, у них дома появляется злой демон, который крадет их прибыль. И зовут этого демона Джордж Сорос». «Вам необходимо развеять эту завесу тайны», — посоветовал Джонсон. Если бы финансисты использовали более эффективную стратегию предоставления информации, люди перестали бы испытывать ненависть к профессиональным инвесторам. Ведь что ни говори, а Уоррен Баффет был поистине народным героем. 13 апреля, когда начались слушания в Белом доме, перед членами комитета выступило довольно большое количество руководителей законодательных органов. Вскоре стало ясно, что у чиновников не было никаких конкретных идей относительно действий, которые позволили бы защитить их кредиторов от убытков, наносимых разоряющимися хеджевыми фондами. И в связи с отсутствием плана действий они перешли к плану «Б» — рассуждениям о том, что никаких действий не требуется. Руководитель департамента валютных операций Юджин Людвиг настаивал на том, что хедж-фонды едва ли представляют угрозу для банковской системы: лишь восемь национальных банков выдали ссуду представителям хеджевых фондов, большинство этих ссуд были даны под имущественный залог, и сотрудники департамента Людвига лично побывали во всех восьми банках с полномасштабной проверкой. Руководитель Федерального резервного управления Джон ЛаВэр выступил перед комитетом Гонсалеса с теми же словами: сотрудники управления не слишком обеспокоены теми опасностями, которые таят в себе хеджевые фонды. Когда член палаты представителей Мелвин Уатт спросил о том, что может произойти в случае банкротства хедж-фонда, выступавшие заверили его, что с банками и брокерами все будет в порядке. Они не настолько глупы, чтобы ставить себя под угрозу, вкладывая чрезмерно крупные суммы денег в хеджевые фонды.

На втором слушании в качестве ответчика выступал Джордж Сорос. Расчет Джонсона оказался совершенно правильным: организовав слушания, сотрудники Белого дома были вынуждены приготовить вопросы Соросу; и в процессе подготовки этих вопросов они почувствовали, что у них нет оснований для агрессивных нападок на него. С момента начала слушания стало очевидно, что тон обсуждений изменился. Гонсалес пригласил на заседание члена палаты представителей Тома Лантоса, чтобы тот представил участникам своего соотечественника, американца венгерского происхождения, и научил присутствующих произносить его фамилию правильно: «Шораш». Гонсалес рисковал, поскольку по его голосу можно было уловить, насколько он был рад своему собственному прогрессу. Сорос начал лекцию о рефлексивности, пользуясь представившейся возможностью прорекламировать свою книгу, а затем мягко объяснил присутствующим, что хеджевые фонды — это вовсе не та сфера, в которой требуется ужесточение законов. Сорос согласился с тем, что леверидж способен дестабилизировать рынки, но ограничения по использованию левериджа нужно применять не только к хедж-фондам, но и к целому спектру финансовых отраслей, начиная с крупных брокерских операций. Безусловно, если бы члены правительства последовали этой рекомендации, это могло бы привести к ограничению левериджа во всей финансовой системе, в результате чего развитие финансовой сферы в последующее десятилетие протекало бы по иному сценарию. Но из-за своей зацикленности на той громадной опасности, которую якобы представляли хеджевые фонды, законодатели не обратили внимания на предупреждение Сороса. Несколько сбитых с толку членов все еще изо всех сил пытались понять, чем же все-таки являлись эти хеджевые фонды. «В наше время этот термин употребляется повсюду и без разбора», — с сожалением заметил Сорос. «Между хедж-фондами, организованными мной, и теми хедж-фондами, которые были недавно ликвидированы, мало общего. Сравнивать их — это все равно что сравнивать ежей [hedgehog] с теми людьми, которые стригутся под ежика», — заявил он, высказываясь по поводу разорения компании Askin41.

Итак, стремления законодателей, направленные на введение ограничений, утихли. Чиновники из администрации Клинтона, включая будущих министров финансов Роберта Рубина и Лоуренса Саммерса, организовали дебаты, посвященные разработке законодательных решений, ограничивающих деятельность хеджевых фондов, но при этом никаких дальнейших действий предпринято не было. В тот безумный мартовский день чиновник отделения Федерального финансового управления Уильям Макдоноу сделал несколько телефонных звонков, для того чтобы спасти компанию Bankers Trust, но в дальнейшем не сделал ничего для ограничения левериджа, в результате которого разгорелась настоящая паника. При последующем разборе банкротства Askin выяснилось, что, несмотря на все заверения члена палаты представителей Уатта, брокерские отделы инвестиционных банков действительно вложили в фонд Askin крупные средства. Но, пожалуй, самая очевидная ошибка в отношении хеджевых фондов состояла в недостаточности усилий, направленных на то, чтобы заставить банки проявить осторожность. В результате по сравнению с кризисом, который разразился после банкротства фонда Long-Term Capital Management четыре года спустя, события 1994 года стали казаться незначительными.

ДЛЯ ГРУППЫ ФОНДОВ МАЙКЛА СТЕЙНХАРДТА УБЫТКИ 1994 года стали критическими. Стейнхардт долгие годы собирался отойти от управления делами. Еще в 1987-м он сказал в интервью журналу Institutional Investor. «Я не считаю свою деятельность чем-то поистине виртуозным. Сама идея того, что я делаю богатых людей еще богаче, вовсе не заставляет мою душу трепетать». После того унижения, которое Стейнхардт пережил в результате обвала на рынке