А еще был случай… Записки репортера - Илья Борисович Гейман

пигмеев по-прежнему выделялся мой великан, не обвешанный свертками и пакетами. Мои попутчики говорили:

– Теперь видим – ты был прав.

… Мы возвращались домой. К папкам и мамкам. К своей работе. Туда, откуда начинаются наши дороги в большой мир.

Дороги за горизонт.

Верхом на Полярном круге

Дорога предстояла трудная. Туда, где в болотах и тайге искали нефть и газ. Будущее богатство страны. И будущее ее горе.

Старт – в Тюмени. Здесь меня экипировали в обкоме комсомола. Выдали теплую обувь – унты, какие носят летчики. Теплую куртку. Надежная шапка-ушанка у меня была своя. Перчатки – тоже.

Пока двигались всякие бумажные дела, я получил первое знакомство с местами, куда меня несет нелегкая.

Вечером зашел поужинать в ресторан при гостинице. Не Европа! Скорее, похоже на времена золотой лихорадки в Калифорнии.

Здоровенные мужики в одежде по покрою ближе к робе, босиком танцуют друг с дружкой. Сапоги они, очевидно, оставили под столом. Для бала те подходили мало – были в дорожной грязи. И женщины танцевали шерочка с машерочкой, хотя кавалеров в зале было хоть пруд пруди. Но тем было не до нежностей. Они сидели за столами и истово пили водку.

Позже на костылях прискакал человек с воинственно выставленной вперед ногой в гипсе. С ним напарник. Тяжело опирался на палку.

– Кто они? – спросил я у официантки.

– Геологи. Их вертолет упал на деревья. Спасибо, выжили.

Это дало о себе знать начало нефтяной лихорадки. Недалеко от Тюмени в 1960 году открыли крупное месторождение нефти и газа. Появились геологи, промысловики, разные таежные люди. Город начинал жить нефтью.

У столицы Сибири большая история. Жаль, но сегодня нет времени углубляться в нее. Однако, мимо каких-то событий пройти не могу.

В первую очередь то, что сюда во время Великой Отечественной войны было эвакуировано тело Ленина. Функции мавзолея временно взяло на себя здание сельхозакадемии.

Я, кажется, в подробностях знаю о блокаде Ленинграда нацистской армией. О голоде, холоде, нескончаемых смертях. Мне довелось даже работать с девушкой, которую чуть тогда не съели. Ее отбили у каннибалов в последний момент.

Но об одной неожиданной стороне блокады я узнал только в Тюмени.

Голодные люди съели тогда в городе всех кошек. Произошло неизбежное. В Ленинграде развелось множество крыс и мышей. Грызуны овладели городом. Теперь, когда полчища крыс переходили улицу, транспорт останавливался – так много было этих отвратительных тварей.

Их пытались давить танками, расстреливать – не помогало. Они продолжали плодиться. Уничтожали зерно на мельнице – лишали крошечного пайка умирающих от голода людей. Нападали на спящих, грызли их.

Подверглись страшной опасности Эрмитаж, дворцы и музеи. Грызуны принялись уничтожать реликвии, которые там хранились.

Сибиряки решили помочь вырвавшемуся из блокады городу. Помочь… кошками. Две недели их собирали в столице Сибири, привозили из других мест. Первой партией отправили 238 кошек в Эрмитаж. Это было большой ценностью: в 1944 году котенок стоил там 500 рублей, а килограмм хлеба – 50.

Вслед за сибиряками несколько вагонов дымчатых кошек – лучших крысоловов – прислали из Ярославской области. Сибиряки же в итоге отправили в город на Неве пять тысяч мурок.

Через годы в столице Сибири был создан Сквер кошек – в память тех, кто пришел на помощь Ленинграду. Там “живут” 12 покрытых золотой краской скульптур мурок.

Кстати, в Тюмень в 1991 году был переведен Рижский ОМОН, когда в республике власть в свои руки взяли националисты.

…Пока длилась пауза до моего отъезда на север, ребята в обкоме попросили съездить к строителям автомобильной магистрали:

– Они по макушку в болотах, живого слова не слышат. Это недалеко от Тюмени.

Мы приехали в типичный городок строителей. Балки – передвижные жилые домики, наскоро сколоченная контора. В ней и офис, и столовая, и актовый зал для собраний.

Первыми набежали мальчишки и девчонки. Расселись на полу перед сценой. Затеяли возню.

За ними потянулись взрослые. Помещение набилось под завязку.

Сказал этим людям, что я не лектор общества «Знание» и не представитель обкома партии. Просто журналист. И расскажу не то, что положено, а то, что видел, знаю и с кем встречался.

Начал выступление. Запаса впечатлений и знаний мне было не занимать.

Поэтому, наверное, когда кончил выступление, люди из болота попросили рассказать о чем-нибудь еще. Чувствовалось, что в своем диком краю они стосковались по свежему человеку и по простому разговору.

Когда мой рассказ все-таки закончился, кое-кто ушел, другие остались. Мы разговорились. Меня интересовало что они тут делают.

– Тянем автомобильную магистраль, – сказали они. – Напрямую через тайгу и болота.

– Тяжело?

– Еще бы! Пока по нормальному грунту идем, и работа у нас нормальная получается.

– А если тайга?

– Прорубаем просеку и дорога идет дальше. Но вот если болото… – а их здесь видимо-невидимо – тогда, представляешь, из него надо выгрести всю тину. Какое бы большое оно ни было. При любой глубине. Добраться до твердого грунта и заново засыпать болото гравием. Только тогда здесь можно будет прокладывать трассу.

Ты спрашиваешь, тяжело ли. Тяжело не тяжело, а работать надо. Сибирь дикая. Без дорог тут ничего не сделаешь. Мы-то как бы впереди всех идем.

– Мне кажется, природа этому не очень рада. Стояло себе болото, как часть природы. Осушили. Стояла тайга – вырубили. Что-то потерялось. Сибирь хоть и не намного, но похудела.

– Конечно, природе от этого счастье небольшое. Но если из миллионов болот осушить сотню, убыток невелик. А если тайгу по-настоящему рубим не мы? Ее сводят на пиломатериалы, крепеж, хозяйственные нужды, на экспорт – вон, специальные корабли строят, лесовозы.

Мы, дорожники, с природой в ладах. Рыбы наловим на обед, грибов соберем на засолку, дичь подстрелим. Зло не от нас – от человека-хищника. Он идет в тайгу со злыми намерениями.

Хочешь пример? Пошли мы к реке. Видим, лось плывет на другой берег. А рядом на лодке мужичок пристроился. Плывет, и тюк-тюк лося по голове топором. Тюк-тюк. Лось – зверь могучий, но в воде, на глубине беспомощный. Пока плыли, мужичок лося и дотюкал.

Кругом тайга. Ни милиционера, ни судьи. Мы мужичка поймали и так его потюкали, что теперь без врача жить не может.

Но лося-то уже не вернешь.

Однако, это случайность. Мы случайно пришли к реке. Случайно увидели плывущего лося. И мужичка. А сколько по Сибири бродит таких хищников? Кто их отловит? Кто отберет у них топоры?

* * *

Я не считаю, что собака на сене имеет какое-либо право на сено, даже если