Милые чудовища - Юлия Васильева

Светловолосый красавец все хлопал и хлопал беднягу доктора по спине, словно желая выбить из того съеденное пирожное.

— А что весь в черном? Ясно, не говори. Тетка, наверное, померла. Соболезную. Ну ничего, наследство-то, конечно же, тебе оставила, заживешь теперь.

Во время непрекращающегося потока слов блондина сэр Бенедикт сидел на удивление смирно и даже не пытался ответить. Если бы в этот момент его увидел пристав Бесогонов, то наверняка предположил бы, будто заклятого друга держат на месте под дулом пистолета. Что было не так уж далеко от истины, если считать пистолет метафорой для угрозы иного рода.

— Ну что ты как неродной? Ведь лучшие студенческие годы вместе провели! Или не узнаешь? — Золотоволосый атлет еще разок для верности толкнул доктора в бок.

Постороннему наблюдателю могло показаться, что от этого толчка застывший криптозоолог сейчас покачнется, упадет и со звоном фарфоровой вазы разобьется об узорчатую плитку пола в кафе. Вместо этого сэр Бенедикт вдруг ожил. Потер бок. Скривился.

— Почему же? Узнал. Только кто-то лучшие годы провел, а кто-то пережил, — слегка растягивая слова, ответил Брут, явно с трудом восстановив былое равновесие. — Садись, Аполоша.

— Вот сразу бы так! — Блондин уселся на противоположный стул. — А кто старое помянет, тому глаз вон.

— А кто старое забудет, тому вон оба глаза, — почти что про себя произнес сэр Бенедикт.

— Ну совсем не изменился! Вот если бы не твои эти… — Аполлон жестом показал на жесткие манжеты своего собеседника. — У австрияков шил?

— В Англии.

— Ты этим не увлекайся, а то, знаешь ли, у тебя и раньше вкус был не ахти. Сейчас все достойные люди одеваются в Париже. — Он оглядел свой идеально скроенный кремовый пиджак, который выглядел так, словно не был сшит, а вырос прямо на своем хозяине. — Ну, угадаешь, где я теперь служу?

Брут поморщился и многозначительно указал на крохотный золотой значок Императорского банка на лацкане собеседника.

— Вот совсем не изменился! Тебя не проведешь! Согласись, это гораздо престижней, чем лечить попугайчиков от мигрени… Человек, кофе и бисквит! А ведь точно, ты же тогда в Англию укатил, бросил учебу. Не жалеешь?

— Нисколько, — процедил криптозоолог. Теперь, когда оба собеседника сидели друг напротив друга, еще больше бросался в глаза контраст между ними. Бенедикт Брут выглядел черной тенью на фоне белоснежных скатертей кафе, а его знакомый под стать имени казался греческим богом, только что сошедшим с Олимпа в полном сиянии.

— Хотя оно и правильно, — снисходительно протянул банкир-небожитель. — При твоей-то горстке таланта не приходилось даже мечтать о выпускных экзаменах.

— Мои таланты более разнообразны, чем тебе кажется.

— Ах да, точно! — неожиданно и немного невпопад согласился Аполлон, и лицо доктора самую чуточку вытянулось от удивления. — Ты же в Англии был! Ты, случайно, в крикет играть не умеешь? Ну знаешь, игра такая, где палками по мячу лупят.

— Битами, — поправил Брут.

— Так ты играешь?

— Я, конечно, не Уильям Грейс, но пару его подач в свое время отбил. — Криптозоолог внезапно обрел почву под ногами. — Зачем интересуешься?

— Мы с приятелями договорились через пару дней на дружеский матч, а Гореслав плечо вывихнул. Помнишь Гору? Он теперь здесь в охранке не последний человек…

Судя по гримасе, некоего Гору сэр Бенедикт помнил отчетливо. И воспоминания были не из приятных.

— Ну так вот, меня вдруг осенило, может, ты его и заменишь? Не зря же мы так внезапно встретились!

— Я? — Всего одной буквой доктор умудрился выразить и изумление, и недоверие одновременно.

— Однокашники как-никак. — Аполлон растянул губы в обезоруживающей улыбке.

— С каких это пор?

— Да брось ты, мы взрослые люди, пора уже оставить юношеские обиды, — с легкостью человека, никогда не имевшего никаких обид, отмахнулся банкир.

Сэр Бенедикт прищурился, поразмыслил пару секунд и согласился:

— Да, ты прав, пора уже покончить со старыми обидами.

Чтобы хоть немного разъяснить смысл состоявшейся встречи, придется уже признаться, что Бенедикт Брут был человеком без прошлого. У него не было детства и, уж конечно, не было юности…

«Как же так?» — спросите вы.

Все очень просто. Если существует человек без прошлого, то где-то и когда-то должен был существовать человек без будущего. Им и был некто Венедикт Брюшков — сын мелкопоместного дворянина, сирота, воспитанный теткой, бесталанный студент Царской академии магических искусств, бросивший учебу только для того, чтобы кануть в небытие где-то за границами своей родины.

Жизнь периодически пыталась свести Бенедикта Брута и Венедикта Брюшкова в единое целое, дабы они не нарушали установленного ею порядка. Но гордый криптозоолог упорно не желал ничего помнить о своей прошлой ипостаси. И вот именно сейчас хилый голос неуклюжего и стеснительного студента Венечки Брюшкова оказался сильнее мнения сэра Бенедикта, потому что, во-первых, такого случая утереть нос бывшему однокашнику могло не представиться еще долго, а во-вторых (и с этим «во-вторых» был согласен даже Брут), кто же отказывается от игры в крикет?

Лутфи разминулся с блистательным Аполлоном всего на несколько минут, чем в кои-то веки несказанно осчастливил своего хозяина. Сложно представить, как бы сэр Бенедикт сумел объяснить своему бывшему сокурснику, зачем его слуга принес в приличное заведение две пары резиновых сапог и сачки, очень похожие на те, которыми деревенские мальчишки ловят в пруду жаб.

Удача криптозоолога вообще обладала странным чувством юмора: к примеру, когда Брут в сопровождении двух уланов ехал осматривать царского пегаса во дворец, его не видел никто. Но стоило какому-нибудь бармаглоту выплюнуть свой обед на костюм доктора, то уж тут будьте уверены, на пути ему встречались все знакомые. Но сэр Бенедикт, вопреки едкому характеру, а может, и благодаря ему, не думал унывать. Так как давным-давно уяснил, что удачливый криптозоолог — это живой криптозоолог, сохранивший в целости и сохранности все конечности.

— Садитесь, Кусаев. — Брут жестом показал слуге свободный стул напротив себя.

Лут в очередной раз перебрал в уме недлинный список предметов, которые ему было приказано доставить, пытаясь заранее предположить, за что его сейчас будут отчитывать. Но все казалось на месте. Трудно ошибиться, когда наименований в списке всего четыре: сапоги, сачки, мешки и черный перец.

— Угощайтесь. — Сэр Бенедикт пододвинул камердинеру тарелку с пирожным, к которому так и не успел притронуться.

Лутфи даже оторопел от такой невиданной щедрости.

— А как же вы, сэр?

— Мне не хочется.

Заявление еще больше встревожило паренька. Сэр Бенедикт предпочитал не афишировать это (видимо, сей факт не вписывался в созданный им образ), но, находясь у человека в услужении почти полгода, нельзя не заметить, что он неравнодушен к сладкому.