Хозяйка жизни, или Вендетта по-русски - Марина Крамер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец Гришка закончил с бумагами, убрал их в стол и, сняв очки, сунул дужку в рот и вопросительно посмотрел на племянника.
– Чего, Егор?
– Дядя Гриша, а можно, мы с папой машину возьмем? – спросил Егорка, болтая ногами. – Мы хотим маме цветов купить.
Однако Бес не одобрил их решения, недовольно глянул на Хохла и пробурчал:
– Не можешь без выкрутасов? Куда тебе с такой рожей в город соваться?
– Так я потому и прошу водителя, чтобы самому не светить свою морду.
– Ох, любишь ты по лезвию ходить! И Маринка твоя такая же. Езжайте, куда хотите, сейчас позвоню охране, скажу Семену, чтобы с вами поехал.
Гришка снял трубку стилизованного под старину телефона и распорядился выгнать из гаража свой старый джип. В ответ на удивленный взгляд Женьки пояснил:
– Ты ж понимаешь, что номера всех моих машин известны каждой собаке в этом городе. А «крузак» старенький, его уже никто и не помнит. Тебе ведь афиши тоже ни к чему. А машина в порядке, на ходу, парни за этим следят. Куда рванете-то?
– Поедем мамуле букет покупать, – сказал Егорка, держа Хохла за руку.
– А-а! – протянул Гришка. – Дело хорошее. Долго не мотайтесь, ночь скоро.
«Надо же, как тут все поменялось, – думал Хохол, вглядываясь в тонированное стекло «крузера». – Не узнать городок. О, вот наше казино, стоит еще, и название прежнее. Эх, прогуляться бы сейчас по набережной с Маринкой! Так редко удавалось…»
Джип затормозил у огромного цветочного павильона, Хохол проинструктировал Семена, какой именно букет покупать, но Егорка, обеспокоенный тем, что дядя Сеня может перепутать, тоже пошел с охранником.
– Как думаешь, мамуля обрадуется? – спросил он у отца, когда они вернулись с огромным букетом хризантем и машина направилась в сторону большого супермаркета.
– Думаю, что да, но с нашей мамой никогда наверняка не скажешь. Сейчас купим клубнику и сливки в баллончике, это она тоже любит.
Хохол нацепил очки, натянул автомобильные перчатки и поднял воротник ветровки, чтобы меньше привлекать внимание своим разбитым лицом.
Они быстро нашли то, что искали, выбрали упаковку самой крупной клубники и баллончик взбитых сливок с корицей.
Домой они вернулись, когда уже стемнело. Ветка встретила руганью, дескать, ребенку пора ужинать и спать, а его где-то носит.
– Я выбирал маме подарок! – возмутился мальчик, и Ветка отступилась:
– Ох, испортят тебя твои родители, Егор!
– Нет, они меня любят, – сообщил он, направляясь на второй этаж. – Пап, ну, ты чего встал?
– Да, иду.
Они поднялись в спальню, где Марина сидела на балконе с сигаретой, и Егорка позвал:
– Мамуль, иди к нам!
– Вы где были? Я испугалась. – Марина вышла из-за прозрачной шторы и укоризненно посмотрела на Хохла, присевшего на постель.
– Ты папу не ругай, это я его в город позвал, – героически взял на себя всю вину Егорка. – Мы тебе купили подарки.
– Подарки? – удивилась Коваль, тоже забираясь на кровать и поджимая ноги.
Хохол заговорщицки переглянулся с Егоркой, и тот велел:
– Мамуля, закрой глаза!
Заинтригованная, она подчинилась, прислушиваясь к скрипу двери и шуршанию оберточной бумаги, а потом на колени ей легло что-то огромное и знакомо пахнущее… Открыв глаза, она ахнула и прижала к груди большущий букет.
– Мам, нравится? Нравится? – нетерпеливо прыгая на одной ноге, спрашивал Егорка, пытаясь заглянуть ей в лицо.
– Очень нравится, родной, спасибо и тебе, и папе.
Коваль нагнулась и поцеловала Егорку, потом повернулась к развалившемуся на кровати Хохлу – тот улыбался.
Егорка тут же забрался между родителями, повозился немного и наконец устроился, взяв обоих за руки.
– Ребенок, а тебе не пора ужинать и спать, а? – поинтересовался Хохол, мечтая как можно скорее оказаться наедине с Мариной.
– Ну, пап!
– Что – «пап»? Ужинать, говорю, давно пора и спать ложиться. Ты ужинала? – повернулся Женька к Марине, и та отрицательно покачала головой:
– Нет, я вас ждала. А там сегодня такие вкусности…
– Какие? – с любопытством спросил Егорка, полюбивший то, что готовили в этом доме.
– Там пирожки с мясом, запеканка из печени и твое любимое желе с ягодами. Пойдем?
– А ты-то что есть будешь? – Хохол подал ей руку, помогая встать.
– Суши, родной. Бес специально гонял охранников в город, – улыбнулась она, буквально на мгновение прильнув к нему всем телом и окутав ароматом духов.
«Господи, чем я заслужил это? – подумал Женька, наблюдая за тем, как Марина поправляет перед зеркалом прическу. – Чем? За что мне досталась эта женщина? Ведь по идее я и близко не должен к ней подходить… Но почему-то она моя».
Они поужинали втроем, потом так же дружно пошли укладывать Егорку спать. Пока мальчик шумел водой в ванной, принимая душ, Марина с Женькой самозабвенно целовались на его кровати.
– Потерпи, дурачок. – Коваль пыталась избавиться от настойчивых попыток Хохла добраться до ее груди, однако это ей удавалось с трудом.
– Т-с-с, тихо… я быстро… – шептал он, заводя ее руки за спину и целуя в открывшуюся в вырезе халата ложбинку. – М-м-м… ну, что он там возится? – простонал готовый уже на все Хохол, имея в виду застрявшего в ванной Егора.
Но мальчик как раз вышел, уже переодетый в пижаму, и быстро забрался в постель, протянув руки к матери. Марина обняла его и поцеловала в щеку:
– Спокойной ночи, родной.
– И тебе.
Такого быстрого и бешеного секса прежде у них никогда не было, и сейчас они лежали, обнявшись, и переживали новые ощущения. Хохол гладил прохладное плечо Марины, прильнувшей к нему, и делал частые затяжки сигаретой.
– Дай мне, – попросила Коваль, чуть выпятив губы.
Женька набрал дыма и наклонился, выдохнув его в рот Марины. Та закрыла глаза и пробормотала:
– Что случилось сегодня? Что ты сделал со мной, а? Это было… так… так… прекрасно.
– Тебе не холодно? – Хохол сунул окурок в пепельницу и набросил на Марину одеяло. – Вот так, мой котенок… сейчас согреешься.
Она уснула почти мгновенно, и Женька даже не успел сказать ей, как сильно любит ее. Он еще долго не спал, смотрел на спящую женщину и чувствовал, как его переполняет нежность. Это странное и нехарактерное для него чувство возникало всякий раз, когда он видел Марину беззащитной. В такие моменты Хохол понимал, что все в его жизни подчинено только одному – быть с ней, любить ее и оберегать от всего.
«Девочка моя, – думал он, стараясь не потревожить ее сна неловким движением. – Я так виноват… но что поделать – ты настолько хороша, что вокруг постоянно кто-то увивается, а мне не нравится это, понимаешь, родная? Все что угодно – но не это. Не знаю, как терпел твой Малыш, как он мог видеть мою рожу каждый день и знать, что между нами что-то было и есть. Я не могу так. Я знаю, что тебе это не нравится, но не могу, уж такой я…»