Отечество без отцов - Арно Зурмински

Как только начало смеркаться, она отправилась на вокзал. На голове у нее была шляпка, в руке букетик ландышей, которые источали такой чудесный запах, что не нужно было никакого дополнительного ароматизатора типа «Тупферс 4711». Она боялась лишь, что будет объявлена воздушная тревога. Тогда поезд застрянет на полпути между Хаммом и Мюнстером, так как во время тревоги поезда не пускают на вокзалы.

В справочном бюро ей подтвердили: «Да, поезд с отпускниками ожидается, но когда он прибудет, неясно».

Ильза решила пройтись по городу, аромат ландышей следовал за ней. Разумеется, далеко она не отдалялась, дошла лишь до памятников-символов Мюнстера и его окрестностей: «Девушки с осликом» и «Слуги с лошадью». При этом все время бросала взгляд на вокзал, повернула от Серватиплац в южном направлении и подошла к тому месту, где раньше стояла синагога. Она вспомнила, как случился тот пожар. Ильза и Вальтер задержались тогда на работе у себя в лавке, как вдруг услышали шум, раздававшийся с улицы, и увидели, как из храма Божьего вырывалось яркое пламя. Ее муж побежал туда, чтобы вместе с другими горожанами посмотреть на пожар. Ильза всегда боялась огня и осталась в лавке. Когда Вальтер Пуш вернулся, то сказал:

— Слава Богу, что мы не имеем никаких дел с этими людьми.

Бакалейная лавка Вальтера Пуша была на все сто процентов арийским магазином.

Это случилось три с половиной года назад. С тех пор в городе от пожаров пострадало намного больше зданий по сравнению с тем периодом времени, когда загорелась эта синагога.

Когда она услышала металлический грохот приближающегося поезда, то побежала назад, но это был лишь товарняк, который, не спеша, проследовал через вокзал и растворился в темноте.

Отпускников ждали и другие люди, но ни у кого из них не было букета ландышей. По громкоговорителю сообщили, что поезд только что выехал с вокзала в Хамме и направляется в Мюнстер.

— Только бы не было воздушной тревоги, — подумала Ильза.

Из опасения, что она может разминуться с мужем в толпе ожидавших людей, Ильза встала у ограждения, через которое должны были проходить прибывшие пассажиры. Времени для ожидания было достаточно, и она подумала о том, сколько хороших дел у них впереди. Наверняка, она пойдет с ним в кино, может быть, даже и на танцы, если это будет разрешено. В воскресенье они отправятся в ресторан Вассманна, где когда-то праздновали свою свадьбу. Если повезет с погодой, то они поедут на велосипедах вдоль канала. Второй велосипед она одолжила бы у соседей. Ильза представила себе, как будет лежать с ним в траве и слушать кукушку.

Пока она так размышляла, неожиданно подошел поезд. Было уже половина одиннадцатого. После этого все закрутилось в стремительном темпе. Он спрыгнул одним из первых из конечного вагона, увидел маленькую фигурку в шляпке и поспешил к ней, разумеется, не бегом, поскольку солдату не годилось так поступать. Затем все происходило так, будто это было в кино. Мужественная маленькая солдатская жена встречала своего воина. Слезы были солеными на вкус, а ландыши истончали сладковатый аромат.

Она сразу же хотела пойти на квартиру, приступить к вину и к песочным пирожным, но Вальтер Пуш настоял на посещении Вольбекерштрассе, чтобы зайти в бакалейную лавку. Ведь это был его магазин, которым он по-прежнему гордился. Он лишь мельком взглянул на выставленные на витрине товары, даже новый кассовый аппарат, который она приобрела в его отсутствие, не вызвал у него особого интереса. В подсобке за товарным помещением он скинул с себя военную форму, а она свое платье. Аннете фон Дросте-Хюльсхофф наблюдала за ними. После этого Ильза вложила ему в ладонь пачку сигарет «Юно» и дала прикурить. Когда он сделал три затяжки, она взяла у него сигарету и сама закурила.

Она опустила жалюзи у входной двери. Табличку «Временно закрыто» поменяла на «Закрыто по причине болезни». Ее болезнь выражалось в том, что она в этот момент прогуливалась по городу под руку со своим мужем. Через сотню метров она предложила заглянуть в церковь Святого Лудгери, где они венчались, но Вальтер Пуш сказал, что за десять месяцев, проведенных в России, милостивый Бог ни разу ему не повстречался. Поэтому он, пожалуй, подождет до ближайшего воскресного богослужения.

Была уже полночь, когда они пришли на Везерштрассе. Рейнское вино было выпито, песочные пирожные съедены, центральная германская радиостанция передавала лирическую ночную музыку, как вдруг Ильза Пуш встала обнаженной перед большим трюмо.

Утром их разбудило шествие группы гитлерюгенда,[54]которая направлялась за город на природу. Солнце с трудом пробивалось сквозь серую пелену, облако дыма висело над городом, возможно, он поднимался из труб пароходов, стоявших в речном порту. Лишь под вечер распространился слух о том, что англичане напали на Кёльн, сбросив на него тысячи бомб и вызвав клубы дыма, которые плыли теперь над всей Вестфалией. Что касается Мюнстера, то англичане приняли во внимание радость встречи молодых людей, и десять ночей их не беспокоил вой сирен.

Воинам, возвращавшимся из Франции, везде устраивался великолепный прием. Поскольку в Подвангене не было нужды оплакивать погибших героев, в нем не было даже ни одного раненого, то праздник вылился в настоящее раздолье. Солдатам, вернувшимся на родину, кроме того, был предоставлен трехдневный отдых. Лишь после этого они отправились на поля, чтобы начать новую битву, теперь уже за урожай.

Школьная хроника Подвангена, июль 1871 года

На следующий день Роберт Розен посетил бургомистра Брёзе, чтобы получить отпускные талоны вместе со специальными карточками на шнапс и сигареты, которые оказались как нельзя кстати в связи с предстоящим праздником. Брёзе приказал жене подать на стол яичницу-болтунью и самолично наполнил доверху рюмки с зеркально чистым шнапсом. За что им следовало выпить сейчас, весной 1942 года? За свои здоровые кости, за то, чтобы было тепло после зимы, кишащей вшами, и за скорейшее окончание войны. Разговоры с отпускниками были вознаграждением для Брёзе после его визитов в семьи погибших со словами соболезнования, которые ему надлежало делать, чтобы утешать жен и матерей.

— Погиб за Великую Германию, за фюрера или за Отечество, — эти казенные слова соболезнования Брёзе выставлял, как знамя, перед собой.

Неделю назад ему пришлось произносить их перед фрау Пройс, которая в апреле получила известие, что ее муж насмерть замерз в январе под Москвой. Меньше хлопот доставили ему известия о семи раненых солдатах, из которых следовало, что они останутся в живых, правда, один из них лишился руки, а другой остался без ноги.

— Летом мы вновь ударим, — сообщил Брёзе сведения из надежных источников.

Его жена принесла заказанную яичницу и поинтересовалась, какие они на самом деле, эти русские холода?

— Да, с погодой мы немного просчитались, — признал Брёзе. — Но как поется в песне, «За каждым декабрем, следует май».

Впервые Германия допустила такую промашку. Роберт Розен мог бы, правда, добавить, что дело было не только в сибирских холодах, но и в сибирских полках, однако не стал этого говорить, чтобы не волновать тех, кто находится далеко от линии фронта.