Огненная река - Виктория Угрюмова

– А этот старичок советует что-нибудь?

– Советует взять его с собой.

– А кто он вообще такой?

– Наверное, один из рыбаков. Во всяком случае местный житель.

– Давайте проверим. Я порасспрашиваю о нем у людей. А вы пока узнайте у него еще что-нибудь.

– Я устала, Магнус, – неожиданно сказала Каэ. – У меня голова идет кругом: кому верить, чего опасаться больше? Враг может оказаться где угодно, а у меня нет сил. Я ничего не понимаю. Я хочу обратно, в то странствие, когда на нас нападали монстры, но они и выглядели такими, какими являлись на самом деле, понимаешь? Сарвох – он и есть сарвох, ничего не убавишь и не прибавишь. Трикстер – это трикстер, мардагайл – это великая опасность, но и ее можно преодолеть. А сейчас я колеблюсь, не зная, что предпринять: считать ли врагом этого очаровательного старичка, поверить ли его предупреждениям. Кстати, где пес? Куда занесло этого бродягу?

– Пойду поищу, – пообещал Магнус. Но искать Тода ему не пришлось. Лохматая, огромная псина, высоко подпрыгивая, подбежала к Каэтане, ткнулась влажным холодным носом в ее щеку, затем приблизилась к старичку и положила голову ему на острую коленку.

– Песик умненький, – прокомментировал тот. – В отличие от кое-кого... Решай же быстрее, я ведь могу передумать.

Номмо приковылял с заинтересованным личиком, круглые уши его настороженно поворачивались.

– Каэ, дорогая, что я вам сейчас скажу! Все эти люди, – он указал лапкой на толпящихся на берегу vестных жителей, – уверены, что вы беседуете сами с собой. Они его не видят!

– Так всегда, – обиженно заметил старичок. – Никогда не видят, олухи этакие. Я ведь стараюсь тут, в лепешку разбиваюсь, а им хоть бы хны. Вот ужо плюну, пусть без меня попляшут. Поглядю тогда, какая тут деревенька стоять будет через десяточек-другой лет!

– А что ты нарисовал? – невзначай поинтересовалась Каэ.

– Дорожку к домику, где камушек. Только дорожка нелегкая. Но это уже твое горе, мое горе – чтобы вы озеро переплыли.

* * *

А твари в озере действительно были. Хотя тварями их называли перепуганные люди, друзья и родные тех, кого они разорвали на части. И с точки зрения Каэ, они были меньше в этом виноваты, чем те же каннибалы Коррана. Потому что жителям Коррана было чем пропитаться и кроме человеческого мяса, а у тех, кто жил в озере, выхода не было. Их такими создал Повелитель Зла еще во времена Первой войны за Арнемвенд. Они не стремились оставаться здесь, они вообще ни в чем не были виноваты. Они просто существовали.

Ингатейя Сангасойя начинала в последнее время понимать, что человек в своем шествии по миру сметает всех, кто стоит на его пути. Когда он уничтожает сарвохов, мардагайлов и урахагов, возражать сложно. Когда люди вытесняют эльфов, гномов, хортлаков и альвов, душа обливается кровью, но в воздухе витает идея, что мир безудержно меняется, и вины человека в том нет. Просто одна цивилизация приходит на смену другой. Когда люди истребляют дриад, нимф, лимнад, альсеид, сильванов, домовых, а также прочих благожелательно настроенных, добрых духов, это изумляет и настораживает. А пока ты изумляешься, глядя с вершины своего бессмертия на полыхающую землю, приходит черед опасных хищников, потом «вредных» зверушек. Затем лишними в мире становятся леса и луга, чистые реки и озера. И все это долгое время человек упорно уничтожает человека. Это люди впустили когда-то Мелькарта на Арнемвенд, это они пытаются и теперь открыть ему проход. И на фоне этой вины смешной и жалкой кажется вина вечно голодных тварей, загнанных в холодные, неприветливые глубины Эрен-Хото.

Они поднимались над волнами, заламывая тощие, полупрозрачные руки; они плакали и визжали, не в силах схватить столь желанную добычу. Призраки онгонов, погибших в тех древних, стершихся из памяти человеческой сражениях, не могущие умереть, неспособные жить. Мутные воды озера давали им те крохотные искорки силы, которые поддерживали это страшное существование.

Маленький синеглазый старичок, сидевший в головной лодке, крепко держал Богиню Истины за руку.

– Смотри, – сказал он звонко. – Смотри и запоминай. Это не только сотни погибших рыбаков, это еще сотни некогда живых существ, которых человеческая злоба и ненависть навсегда приковала к этому миру. Они бы ушли, но их не пускают люди: давно умершие, ныне живущие, еще не родившиеся. И мы им помочь не можем. Мы можем только отогнать их. Смотри и запоминай. Они не так часто поднимаются со дна, как надо бы, чтобы некоторые олухи наконец уразумели, что творят.

Арнемвенд смехотворно мал. Любая планета конечна. И ее нельзя уничтожать так безоглядно.

Серые тени носились над волнами, порываясь подобраться поближе к лодкам и плотам, но невидимая сила отбрасывала их назад. И они мучительно переживали свою неудачу. А после снова бросались на людей, сверкая алыми провалами глаз на размытых пятнах лиц. Сангасои сталкивались и с духами, и с демонами. Они воевали против богов бок о бок с драконами. И поэтому они были в состоянии пережить эти адские крики и стоны; только поэтому они не бросались за борт в надежде избавиться от этого ужаса, пусть даже ценой своей жизни.

Зашло солнце, и тоненький серпик месяца проглянул сквозь тьму, моментально упавшую на озеро. Твари заметно оживились, теперь их стало лучше видно. Громадными светлячками метались их призрачные фигуры во мраке, издавая самые отвратительные звуки, какие только приходилось слышать воинам Сонандана. Особенно мерзко было оттого, что деться было некуда: вокруг простиралось безбрежное водное пространство.

Каэтана сидела, держа за загривок Тода. Псу приходилось хуже, чем остальным: она подозревала, что его слух улавливает и те звуковые колебания, которые недоступны человеку, к великой радости последнего. Кони тоже волновались на своих плотах, но все же не так сильно, как собака. Сангасои, как могли, старались облегчить им этот тяжкий путь. Гребцы в лодках сменяли друг друга. Заснуть солдатам не удавалось, но они ухитрялись хотя бы подремать под жуткий аккомпанемент множества голосов. Гребли всю ночь, ни на минуту не останавливаясь, но, когда солнце снова появилось на небосклоне, окрасив воды Эрен-Хото в ослепительный розовый цвет, до берега было еще довольно далеко.

Старичок «одуванчик» так и сидел в головной лодке, пристально вглядываясь в утренний туман, и уверенно направлял суденышко к берегу. Каэ верила ему – отчасти из-за поведения собаки, отчасти потому, что с самого начала была склонна принять его помощь: слишком он был светлый и чистый, наивный и доверчивый, чтобы являться посланцем Зла. Он явно понравился и всем ее друзьям. В отличие от жителей Ими, сангасои, жившие в землях Истины, могли разглядеть скрытую сущность. И старичка видели вполне ясно. Только барон Банбери Вентоттен поглядывал на проводника как-то странно, не то недоверчиво, не то испуганно. Но Каэ могла поклясться, что, кроме испуга, в его взгляде мелькало что-то еще, неразборчивое, неясное до крайности. Но с расспросами она не приставала, справедливо полагая, что барон, если захочет, и сам расскажет ей о своих впечатлениях.