После дождичка в четверг - Светлана Алешина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет уж, увольте! – решительно заявила я. – Потом вы предъявите мне попытку вывести из строя личный состав УВД…
– Давайте не будем играть в игрушки! – перебил меня Жильцов. – Ваши слова к делу не подошьешь. Включайте!
Молодые люди неотрывно смотрели на меня и приветливо улыбались.
Наконец они заняли по распоряжению Жильцова места перед чемоданчиком. Я щелкнула тумблером, благоразумно расположившись позади экрана.
Пульсирующие отсветы заиграли на лицах милиционеров, и я по-настоящему испугалась. Во-первых, по ним сразу же прошла судорога, превратившая их лица в застывшую маску, а во-вторых, тот опер, что стоял за спиной Жильцова, покачнулся и с шумом осел на пол. Другой, пристроившийся сбоку, застонал и неловко шагнул куда-то в сторону, наткнувшись грудью на сейф. Он удержался в вертикальном положении, но мучительным жестом обхватил руками голову и несколько раз встряхнул ею, точно пытался избавиться от чего-то постороннего. Я сорвалась с места и в панике выдернула шнур из розетки.
Экран погас. Жильцов еще с полминуты смотрел на него остекленевшими глазами, а потом вдруг сказал:
– Почему не включаем?
Потом он с трудом заворочал одеревеневшей шеей и встретился взглядом с опером, который сидел рядом. Они не сразу узнали друг друга. Возникла немая сцена.
– Что это было? – наконец спросил опер.
Жильцов спохватился и стал медленно подниматься.
– Хлопушкин! – сказал он с тревогой. – Сейф! Документы! Где Ваня?
– Я здесь! – смущенно отозвался Ваня, который как раз и стоял у сейфа.
Он уже не держался за голову, а просто ошеломленно хлопал глазами и посматривал на меня, но без былого восхищения. Жильцов обернулся к нему и недоверчиво осмотрел с головы до ног. Ваня виновато пожал плечами.
В этот момент с кряхтением поднялся с пола третий опер. Отряхивая пыль с брюк, он буркнул:
– Голова закружилась! Сколько же можно… вчера не спал, позавчера… Сегодня толком не позавтракал…
– При чем тут твой завтрак, Гуреев! – с досадой сказал Жильцов.
Воздействие было совсем недолгим, и Петр Иванович довольно быстро восстановил в памяти последовательность событий. Он уже не просил ничего включать и не беспокоился насчет сейфа. Сердито посмотрев на сотрудников, он хлопнул по плечу все еще сидящего на стуле Хлопушкина.
– Подъем! – скомандовал он. – Все работаем!
– А что это было? – жалобно произнес Хлопушкин.
– Я вам потом объясню! – зловеще пообещал Жильцов. – Все по своим местам! И привести себя в порядок! А ты, Гуреев, давай-ка свари кофейку. Да покрепче!
Притихшие, неловко двигающиеся оперы наконец покинули кабинет, а мы с Жильцовым остались вдвоем. Он устало опустился на стул и неприязненно покосился на экран аппарата.
– Закройте, пожалуйста, эту штуку! – попросил он. – Так как-то спокойнее будет…
– Ну, теперь вы убедились? – поинтересовалась я, выполняя его просьбу.
Жильцов, морщась, принялся растирать виски ладонями. Взгляд у него сделался страдальческим.
– Никогда бы не поверил, – пробурчал он. – Это черт знает что такое! – Тут он посмотрел на меня и спросил почти заискивающе: – И долго я… это… был в отключке?
– Нет, не долго, – успокоила я его. – Я почти сразу выдернула шнур. По-видимому, вас только слегка задело. У вас, видите, даже память почти не пострадала…
– А что – и память? – с ужасом спросил Жильцов.
– Отшибает немного, – подтвердила я.
– Так-так… – потрясенно сказал Жильцов. – Значит, если бы вы захотели взять из сейфа документы, могли бы это спокойно сделать, потом повернуться и уйти, а я бы ровным счетом ничего не помнил?
– Не то чтобы ничего, – уточнила я. – Судя по всему, память восстанавливается, но не сразу. Хотя без всесторонней экспертизы…
– Экспертиза будет, – заверил Жильцов. – Вы чемоданчик-то оставляйте. Сейчас все актом оформим… Пусть специалисты решают. В преступных руках это оставаться не должно. Вы представляете себе – любой эдак может прийти и забраться в сейф…
Дался ему этот сейф! Видимо, ахиллесовой пятой Жильцова был страх утратить секретные документы. Наверное, он преследовал его всю жизнь, а тут еще я подлила масла в огонь, выбрав этот, а не какой-нибудь отвлеченный пример.
Так или иначе, а Петр Иванович был слишком потрясен и травмирован, чтобы продолжать допрос. Оформив изъятие вещественного доказательства, которое в акте поименовал как «прибор электронный неизвестного назначения с экраном», и пообещав вызвать в самое ближайшее время еще раз, Жильцов меня отпустил.
Когда я уходила, он пил уже вторую чашку крепчайшего кофе и мучительно морщился. Наверное, у него болела голова.
Оставшись как бы не у дел, я не могла найти себе места. На следующий день меня никуда не вызывали, и бездействие казалось совершенно невыносимым. Мне не терпелось узнать, что предприняли наши славные правоохранительные органы и что сталось с участниками драмы. В конце концов, я решила сама это проверить.
Для начала отправилась к нашему клиенту. Цветочный магазин я нашла по-прежнему закрытым. Кормильцев не высовывал носа из квартиры и, кажется, потихоньку прикладывался к бутылочке. Меня он впустил неохотно и общался очень вяло. Наверное, тоже уже сообразил, какими невыгодами грозит ему следствие.
Все же я выяснила, что Кормильцев был принят прокурором и ему пообещали, что будут задействованы все средства для скорейшего обнаружения преступников. Больше мне ничего не удалось вытянуть из Николая Сергеевича, хоть тресни. Вполне возможно, он и сам ничего не знал.
Расставшись с Кормильцевым, я решила проверить, как чувствует себя Еманов. Действовать решила исподволь, через Александра. По моим представлениям, Еманов должен был уже созерцать небо в клеточку или, по крайней мере, давать объяснения в кабинете следователя.
Александр не удивился, увидев меня в своем отделении.
– Кажется, мне придется зачислять тебя в штат, – добродушно ухмыляясь, заметил он. – Ты стала ходить сюда как на работу.
– Моя професия уникальна тем, что не имеет ни временных, ни пространственных границ, – с гордостью заявила я. – Менять ее не собираюсь. Более того, сейчас же потребую у тебя небольшого отчета…
– Я ничего такого не замечал! – поспешно сказал Александр.
– Неужели ничего? А как поживает наш общий знакомый? – по-настоящему забеспокоилась я.
– Еманов, что ли? Живет себе. А что ему сделается?
– Ты уверен, что у Еманова ничего не произошло?
Александр осуждающе посмотрел на меня.
– Вообще-то мы с ним не настолько близки, чтобы делиться своими проблемами. Но чисто визуально я ничего примечательного в его поведении не обнаружил.