Не злите спецназ! - Александр Тамоников

— Проверь! — кивнул Котенко Седов.

Прапорщик осторожно потянул на себя первую дверь, вторую и доложил:

— Открыто.

Майор тихо сказал:

— В первую комнату вхожу я и Кот, в правую — Давыд и Ганс. Действовать решительно, быстро, но аккуратно; рты предателям заклеить, клешни в наручники за спиной. Естественно, после того, как они оденутся. Ты, — Седов обернулся к Набиеву, — заходишь в левую комнату со мной, включаешь свет. Ганс, определишься с включением сам.

Аппель кивнул.

— Вперед! — приказал майор и шагнул в левую комнату, резко распахнув дверь. Котенко подтолкнул Набиева, тот включил свет и встал, опустив голову сбоку у стены.

От света Кравчук проснулся, зажмурил глаза.

— В чем дело, Салмон?

— В том, господин бывший генерал, что ваш отдых в этом гостеприимном доме закончился.

— Что? Что все это значит?!

— Никак, козел, не въедет в ситуацию, — прибавил Котенко.

Кравчук, лежа на солдатской кровати, открыл глаза. Нервная дрожь пробежала по его физиономии.

— Кто вы?

— Те, кто пришел за тобой и твоим подельником Рыбкиным. Скучно без вас в Москве стало, вот и прислали нас вернуть таких важных персон обратно.

Кравчук взглянул на Набиева:

— Сдал, сука?

— Заткнись, подонок! — резко повысил голос Седов. — Встать, одеться! И без фокусов. У меня нет приказа брать тебя живым, разрешена и ликвидация. Так что выполнять приказ!

Сплюнув на бетон, бывший генерал поднялся с кровати. За ним внимательно следил майор, готовый мгновенно пресечь попытку Кравчука оказать сопротивление. Но предатель и не думал сопротивляться. Он понял: раз за ним сюда прибыл спецназ, то песенка его спета. Люди в масках без всяких эмоций расстреляют его, окажи он неповиновение. Но расстрел — еще полбеды, мгновенная смерть. Спецы могут сделать так, что подыхать придется медленно и мучительно. Лучше уж камера пожизненного заключения, из которой можно попробовать найти выход. Но каков Набиев? Собака, сволочь…

Кравчук быстро оделся и, усмехнувшись, протянул Седову руки.

— Ты чему ухмыляешься, Кравчук?

— А что мне теперь, плакать? Я бы рад, да не умею…

— Руки за спину, — приказал Седов.

— Конечно. Но у меня под кроватью сумка с вещами, кое-какими документами… Сами понесете?

— Тебе на горб привяжем.

— Да, вежливости вас, похоже, не учили…

— С такими, как ты, — нет. Выполнять приказ!

Кравчук свел руки за спину, повернулся. Котенко застегнул наручники на запястьях предателя, развернул к себе и отработанным движением заклеил рот бывшего генерала липкой лентой. Седов указал на кровать:

— Посмотри, что там за сумка.

Прапорщик вытащил дорожную сумку, внимательно осмотрел ее и взглянул на командира:

— А если она заминирована?

— У кого сейчас «Поиск»?

— У Грача вроде…

— Позови его сюда.

Вниз спустился старший лейтенант Грачев:

— Да, командир?

— Проверь прибором сумку на предмет нахождения в ней взрывного устройства.

Грачев просветил баул и сказал:

— В сумке нет взрывного устройства.

— Хорошо. Кот, работай!

Котенко открыл сумку, вытряхнул из нее брюки, рубашки, нижнее белье, спортивный костюм, достал папку.

— Документы какие-то, командир.

— Папку в сумку, остальное оставить на память господину Набиеву. Что по Рыбкину?

— Да он уже в прихожей у стены стоит, мордой в бетон, — доложил Грачев.

— У него сумки не было с собой?

— Не знаю.

— Проверь!

— Есть!

Отправив старшего лейтенанта в соседнюю комнату, Седов указал и Кравчуку на дверь:

— На выход, господин предатель.

Тот что-то промычал, но подчинился.

Грачев доложил, что сумка у задержанного Рыбкина есть, но в ней только вещи, никаких документов. Спецназовцы вывели предателей в кабинет, и Седов вызвал по связи Озбека:

— Бек, это Седой. Доложи обстановку!

— В усадьбе и селении тихо.

— Через пять минут мы начнем отход. Нейтрализуй собак, чтобы не мешали, и оставайся на позиции до выхода штурмовых групп в лес. Затем — отход под нашим прикрытием.

— Понял, выполняю!

Седов повернулся к Коновалову:

— Давай, Пегас, выводи этих ублюдков, — майор кивнул на Кравчука и Рыбкина. — Я на минуту задержусь, потом догоню!

— Понял. Всем отход!

Спецы вывели задержанных во двор, оттуда — на территорию соседнего участка и повели к лесному массиву. Седов же подошел вплотную к Набиеву.

— Запомни, Салмон, а если с памятью плохо, запиши. Дом до 10.00 будет находиться под наблюдением моих людей, в том числе и прослушиваться. И не только дом, но и селение и вся близлежащая территория. Тебе до 10.00 здание не покидать. Женщинам также оставаться на территории усадьбы. Это касается и сына. Никого не принимать. Нарушишь приказ — погибнешь, это я тебе обещаю. Не играй со смертью. И лучше молчи о бывших гостях. Не было у тебя никого, и баста. Понял?

— А если ко мне заявятся местные правоохранители?

— Так у тебя же, насколько мне известно, в хороших знакомых обретаются весьма влиятельные люди — как среди законной власти, так и среди сепаратистов. Имея такие связи, неужели не отобьешься?

— Если вы не помешаете…

— Мы не помешаем. Ты нам не нужен. Пока не нужен… Все хорошо понял?

— Не дурак, понял…

— Хоп, Салмон. До свидания.

— Я бы предпочел больше не встречаться с вами.

— Все в руках всевышнего, не так ли?.. Всё, сиди и не рыпайся!

Седов вышел из дома. С крыши сарая ему показал большой палец на мгновение обнаруживший себя капитан Озбек. Майор махнул рукой и пошел к тыловой сетке забора. Он догнал штурмовые группы на входе в лесной массив. У холма принял доклады Николаева и Озбека, что в селении и усадьбе по-прежнему все спокойно, и приказал Грачеву вызвать полковника Трепанова.

Старший лейтенант склонился над радиостанцией и передал трубку командиру отряда.

— Енисей, это Седой. Финальная акция операции «Восточный вояж» успешно завершена. Кравчук и Рыбкин у нас. Отряд, за исключением Бека, оставшегося в селении, находится на исходном рубеже. Прошу разрешить отход.

— Отход на базу Айни разрешаю.