Философия без дураков. Как логические ошибки становятся мировоззрением и как с этим бороться? - Александр Силаев

Полагаем, такие большие группы обладают конкурентными преимуществом относительно тех, что скреплены традиционным патриотизмом. Баланс смещается в ту сторону, тенденция (изначально робкая) заметна где-то со второй половины XX века.

Человек играет за свою большую группу лишь потому, что состоит в ней, оставаясь, по сути, космополитом. Пока в большинстве стран, наверное, доля патриотов превышает долю таких космополитов. Но дело в том, что все космополиты – в некоем роде одна партия на земле. У них примерно совпадает представление о справедливости и оптимальном решении чего угодно. Если две страны конфликтуют, то по обе стороны фронта (даже если дело дошло до фронта) у таких людей схожее понимание, кто прав, кто виноват и как лучше решить конфликт, не воюя до последней живой души. Между тем сколько патриотов – столько версий справедливости. Если смотреть так, то…

Космополиты, оставаясь в меньшинстве в своей стране, как единая партия самая сильная на планете, и она только прибывает.

Двери ее открыты для всех, хотя и в обе стороны: если внезапно захотелось подсудить своим, всегда можно выйти (или тебя проводят до двери). Возможно, космополит – не лучшее слово. Можете назвать «союз людей доброй воли».

Наконец, рассмотрим самое понятие нации. Патриотизм ведь в каком случае прежде всего за нацию? Если прежде всего за семью и клан – это феодализм или мафиозность (определение зависит от страны и эпохи).

Нация – это конвенция. Как договорились, то и нация.

Многие почему-то не поверят, но когда-то их не было. Была раса, родственные узы, вероисповедание, подданство. Раса написана на лице, фамилия на гербе, вера и сюзерен – назовите сами, хотя обычно тоже понятно. А вот в современном смысле нацию как единство территории, гражданства, языка, культуры и патриотических чувств придумали в Европе в Новое время. Хотя точнее сказать – придумалось само.

Обнаружилось, что у общности, собранной таким образом, есть конкурентные преимущества. Например, способность собрать большую регулярную армию, вооружить ее, обучить и мотивировать. Воевать с XVII по XX век лучше всего было нациями. Но так же лучше делать многое из того, что делалось на данном этапе: переселяться в города, развивать промышленность, получать всеобщее среднее образование. Нации лучше поддавались лечению, обучению и строевой подготовке, чем племена и традиционные империи. Нации побеждали. Все больше людей обнаруживали, что они не просто крестьяне и христиане, а люди, принадлежащие к некоей нации.

Пика этот процесс достиг к моменту двух мировых войн, собственно, иначе их было бы и не провести. Мало иметь соответствующую технику, нужно еще обладать сознанием, соответствующим войнам. Что общего было в первой половине XX века у немцев, французов, англичан, русских, американцев? При всем различии их тогдашних идеологий? И что отличает их всех от человека XIV или XXI веков? Прежде всего, само понимание, что это нормально: миллионы людей уходят на фронт, и каждый готов убивать и умирать. Это больно, трагично, но что делать, воюют именно так.

Но это не само собой разумеется. От рождения человеческая голова не устроена так, чтобы считать это нормой. Для того чтобы было понятно, что это лишь образ мыслей и не более, проведите мысленный эксперимент. Предложите это сегодняшним европейцам. «Делать нечего, вот тебе автомат, возможно тебя скоро убьют». – «А почему, зачем?» – «Ты чего? Священный долг, приграничные территории, враг у ворот». – «Пошло вон, правительство. Отдайте им территории. Или не отдавайте. Решите вопрос без меня, как хотите. У нас налоги 50 %, полагаем, это включено в счет». Если правительство будет настаивать, оно получит скорее революцию, чем войну. В любом случае «поражение в войне» – более низкая цена, чем «я умру», и долгая война невозможна, особенно если враг полагает так же. Сегодня мобилизовать людей, как их мобилизовывали в 1914 или 1939 годах, удалось бы, вероятно, в Северной Корее и еще нескольких похожих странах. Но доминируют в мире отнюдь не самые мобилизуемые страны.

Это крайний пример, с ним понятнее, что такое «нации умирают». Не надо никого оплакивать. В реальном мире все живы и здоровы. «Нации умирают» означает «конструкт ослабевает». Новые вызовы эффективнее решать, используя какие-то другие конструкты. Одни мемы теснятся, чтобы пришли другие. Всего лишь эволюция, как обычно.

Отдельный вопрос, что приходит туда, откуда потеснились нация и государство. Не будем это затрагивать, сейчас о том, что патриотизм начинает растворяться с двух сторон. Во-первых, выясняется, что это комплекс плохих идей, лишь вредящий интересам больших групп, которые он якобы выражает. Во-вторых, сами эти большие группы теряют в значимости как конструкты описания реальности, а ничем другим это и не было.

Основные тренды пока таковы, возможны коррекции, даже временные развороты, но на глобальном таймфрейме, полагаю, все решено.

Если от большого вернуться к малому, как детектировать это в отдельно взятой голове? «Мда, батенька, да вы патриот на 88 %». Предложить тест на ключевые презумпции, они названы.

Если это выявлено и это не нравится, как с этим бороться? Имеется в виду носителю? Обычно нравится, так что вопрос немного странный. Но мало ли? Тогда оценивайте своих, как оценивали бы чужих. Неважно, кто вам свои и чужие. Важно, что вы сейчас инопланетный разумный осьминог и обводите землю холодным взглядом. Вы увидите, как на самом деле.

Голос, как у маньяка. – До рождения нас нет. – Налог на красоту. – Почему он заяц? – Небоскребы и лифты.

Под левым мировоззрением часто понимают две различные идеи.

Допускаю, что разделивший тезис № 1 может не подписаться под тезисом № 2, и наоборот. Между ними нет логической связки, хотя есть практическая. Обычно разделяют сразу два. Иногда их даже путают.

Первый тезис: «Чем ровнее распределены блага между людьми, тем лучше, потому что справедливее». Справедливость – ценность, и она должна быть воплощена. При этом крайний вариант равенства они считают тождественным справедливости.

Второй тезис: «Чем выше степень централизации, тем лучше, потому что эффективнее». Что централизовать? Что именно эффективнее? Они считают, почти что угодно. Большинство задач лучше решить, если собрать ресурсы в большую кучу и доверить управление лучшим людям с лучшей стратегией. Осталось определиться, что за люди и стратегия, но понятно, что и зачем искать.

Первый тезис назовем аксиологическим социализмом, второй технологическим. Они связаны практически: нет способа максимизировать равенство без централизации. Чтобы поделить как можно более поровну, сначала придется собрать все как можно более в кучу, иначе никак. Сами по себе блага не делятся так, как хотел бы социалист.

Начнем со справедливости. Возьмем концепцию американского политического философа Джона Ролза. Это почтенная, академически признанная версия. Вообще, противника надо выбирать в его лучшей версии. Его аксиология, собственно, построена вокруг тезиса № 1 и смотрится лучше, чем идеи российских сталинистов и троцкистов про то же самое. Лучше значит логичнее, с большим уважениям к аргументам и фактам. Если бы я играл за социализм, я играл бы от Ролза, а не Кургиняна или Кагарлицкого (и также не от Сартра, Фуко и т. п.).