Капкан на наследника - Микки Спиллейн

— Так всегда бывает, — сказал я ей.

Она до самого пояса расстегнула пуговицы на моей рубашке и начала тихонечко царапать меня по груди своими длинными отполированными ноготками, возбуждая и горяча кровь.

— Нравится? — поинтересовалась она.

— Мило, — ответил я.

Тонюсенький серпик луны над нашими головами то и дело прятался за наплывающими облаками. В неверном свете огней Линтона на фоне черного неба вырисовывались башенки и левое крыло старого пляжного дома, построенное в мавританском стиле. Если оглянуться назад, то можно было увидеть балкон, с которого я свалился, когда мне было лет шесть.

— Ты совсем не обращаешь на меня внимания, — сказала мне Шейла.

— Я наслаждаюсь.

— Считается, что мужчины должны вести себя агрессивно.

— Бывает и такое, если в этом есть необходимость. Только в этом случае нас можно сдвинуть с места.

— Твой член уже сдвинулся с места, я чувствую это.

— Шейла, по-моему, ты завидуешь всем, у кого есть пенис.

— Мы же собирались поговорить.

Я протянул руку и провел ладонью по ее ноге. Мышцы под моими пальцами напряглись, а потом неожиданно расслабились, как будто кто-то повернул ручку реостата. Ее пальчики замерли на минутку и снова принялись рисовать узоры на моей груди, спустились пониже, залезли под ремень, но все ее движения были механическими, какими-то бесчувственными и заученными, словно она прочитала сценарий и теперь старалась как можно точнее исполнить свою роль.

— Чем Кросс занимается? — спросил я.

Кончики ее ногтей на секунду мягко впились в мою плоть и тут же расслабились. Но Шейла даже не заметила этого.

— Работает. Он полностью посвящает себя делу, окунается в него с головой. Очень целеустремленный человек.

Я убрал руку и положил ее под голову. Ее ноготки снова стали дразнить меня, она перевернулась на живот и заглянула мне в лицо.

— Ему надо бы побольше дома бывать, посвятить себя тебе, — сказал я.

— Мы слишком давно женаты. — Ее пальчики нащупали пряжку на ремне и расстегнули ее. — В день свадьбы мне было всего семнадцать.

— Какая разница? Годы пошли тебе на пользу, ты становишься все лучше.

— Я могла бы объяснить разницу, если бы она была. Все беда в безразличии. Я уже говорила тебе — он очень целеустремленный человек.

— Ты его любишь?

— Всей душой.

— А он тебя?

— Да. Конечно. Но ведь, кроме любви, есть еще кое-что, или ты не согласен?

Она поднялась на локте и подперла голову рукой. Я снова протянул руку и на этот раз провел по ложбинке между ее грудями. Шейла напряглась, дернула плечом, пальчики сжались и замерли на моем ремне. Я нежно потрепал ее по щеке и закинул руку за голову. Тоненькие пальчики снова принялись за свое дело. На этот раз она расстегнула пуговицу на поясе, открыла «молнию» и начала рисовать круги на моем животе.

— И что же? — спросил я.

Круги становились все шире и шире, а пальчики превратились в мягкие пушистые перышки, которые проникали в самые сокровенные уголки, еле касаясь тела.

— Например, понимание. — Она мягко сжала мою плоть, дыхание ее прервалось. — Вот ты — понимаешь, — констатировала она.

— Иногда мужчинам надо объяснить, Шейла.

Пальчики ее замерли, и на какой-то миг она уставилась в темноту.

— Я... не могу.

— Почему?

— Потому что и объяснять-то нечего. — Она повернулась ко мне, и я почувствовал, что она улыбается. — Как бы мне хотелось отходить тебя палкой! — заявила она. — Ты слишком много знаешь и понимаешь. — Она нарочно до боли сжала мою плоть, я стиснул зубы и застонал. — Ты уже готов, не так ли?

— Это же очевидно, не так ли?

— Правда готов?

— Правда, — сказал я ей.

— Проверим, — прошептала она и исчезла в темноте.

Теперь я мог различить только очертания ее головы, двигающейся вверх-вниз в такт бьющим о берег волнам. С каждым разом волна становилась все сильнее, захватывала меня все выше и выше, пока, наконец, не начался настоящий прилив, и меня не накрыло с головой, небо исчезло, в мозгу взорвалась молния и раздался гром. Когда я вновь открыл глаза, серпик луны уже занял свое место и все так же играл в прятки с облаками, а Шейла с улыбкой смотрела на меня.

— Понравилось?

— Великолепно, — ответил я. — А тебе?

— Чудесно, — промурлыкала она и начала приводить мою одежду в порядок. Застегнув последнюю пуговицу на моей рубашке, она вскочила на ноги, протянула руку и подняла меня. — Можно спросить кое-что?

— Валяй.

— Зачем ты хотел меня видеть?

— Ты же сама пригласила меня, или забыла?

— Не передергивай.

Я разыскал сигареты, вытащил из пачки парочку, протянул одну Шейле и дал ей прикурить.

— Думал, может, удастся вытянуть из тебя кое-что насчет планов твоего мужа по захвату «Баррин».

— Думал-думал, передумал?

— Не-а. Просто ждал удобного случая. Или следовало спросить напрямую, без обиняков?

— Ответ все тот же, — сказала она. — Он хочет заполучить «Баррин» со всеми потрохами. И это не игрушки, как все его другие предприятия и организации, это проект.

Она взяла меня за руку, и мы направились к берегу, чтобы найти начало тропинки, ведущей к выходу.

— Все началось еще во времена твоего деда. Кросс решил стать самым-самым, и Камерон Баррин был единственным конкурентом на пути вверх. Бедняжка Кросс, ему так и не удалось переплюнуть старика. Тот ставил ему подножку каждый раз, как только Кросс пытался продвинуться хоть на шаг.

— И теперь он думает, что дело в шляпе?

— Ну, он начал злорадствовать. Такое и раньше случалось, и, когда он злорадствует, это означает только одно — он уже победил.

Какое-то время мы шли молча, пиная песок. Наконец мы нашли тропинку и направились в дюны.

— И что он собирается делать с фабрикой, если получит ее? — спросил я.

— Тебе приходилось видеть, как доводят компанию до краха, Дог?

Я кивнул и помог ей перебраться через островок очень высокой колючей травы.

— Он говорит, что это не имеет никакого значения, потому что спасать-то все равно уже нечего. Не осталось ровным счетом ничего. Он смотрит в будущее, когда все здесь станет его собственностью, и тогда он распорядится ей так, как пожелает.

— В таком случае он, видать, не слишком счастлив, — покачал я головой.

Шейла остановилась и поглядела на меня: