Исаак Лакедем - Александр Дюма

— Ну что? — спросила Клавдия. — Так это был сон?

В задумчивости Пилат уронил голову на грудь. Помолчав, он произнес:

— Ты слышала мое обещание: если этот человек ничего не делал против августейшего императора Тиберия, то ему ничего не будет.

Клавдия, как она уже сказала Пилату, проследила путь Иисуса лишь от Гефсимании до ворот Источника. Иначе она увидела бы, что Христа повели не прямо к первосвященнику, а к его тестю.

Анан, высокий тощий старик с редкой бородкой и бледным изборожденным морщинами лбом, занимал в Иерусалиме примерно такую же должность, что у нас судебный следователь. Именно к нему приводили обвиняемых, задержанных по приказу первосвященника. Он подвергал их одному или нескольким допросам и, если находил улики весомыми, отправлял к Каиафе для суда.

Его, как и первосвященника, снедала ненависть к Иисусу, и он ожидал расправы над ним с таким же нетерпением.

В одиннадцать часов вечера в его доме собрались предупрежденные заранее старейшины, составлявшие высший суд.

Мы уже описали, с какой быстротой слух о поимке Иисуса распространился по городу. Многие, кто не посмел бы объявить себя его противниками, пока праведник оставался на свободе, теперь, узнав, что Христос без сопротивления сдался страже, схвачен и связан, внезапно решились свидетельствовать против него. Такое часто случается с нечестивыми душами, злобствующими против тех, от кого отвернулась судьба.

От Гефсимании до дворца Анана можно было дойти за двадцать минут, но Иисуса вели туда более двух часов. Воины, уподобившись сытому тигру, решили позабавиться со своей добычей, коль скоро она уже не могла ускользнуть.

Христа, окруженного стражниками, можно было разглядеть издали. На всем пути его сопровождали кромкие крики. Факелы колебались, разгораясь и отбрасывая все более яркий свет. Толпа толкалась, каждый желал пробиться поближе к пленнику, выкрикнуть ему в лицо ругательство, оскорбить, причинить боль.

До зала суда уже доносился гул приближающейся толпы. Вокруг скопилось множество людей, заполнявших преторий с воплями: «Он идет! Приближается! Вот он!» Так что, когда подошла стража, здесь уже не было места для того, ради которого все собрались.

Но стражники, покрикивая «Сторонись! Сторонись!», древками копий оттеснили любопытных и образовали проход от порога до возвышения с тремя ступенями, где восседали Анан и пятеро судей.

Наконец появился Иисус. Бледный, слабый, избитый и окровавленный, он едва держался на ногах; по пути от места, где его схватили, до дворца Анана он падал семь раз.

Его протащили по дворцовой лестнице, по узкому проходу в толпе и бросили к подножию возвышения, на котором ожидали судьи.

Ликующие завывания и оскорбления сопровождали его на этом пути. Анан дал время валу ярости накатиться и схлынуть, а затем, когда постепенно установилась тишина, начал так, словно бы не ожидал его увидеть перед собой:

— Ах, так это ты, Иисус из Назарета, царь Иудейский? А почему ты один? Где твои апостолы? А ученики? Где твой народ? Куда подевались легионы ангелов, которыми ты повелеваешь?.. И это ты, называвший храм Господень домом Отца твоего! А! Дела обернулись не так, как хотелось, не правда ли, Назорей? Наверное, кое-кто нашел, что довольно оскорблять Всевышнего и его служителей. Хватит безнаказанно нарушать субботу. Преступно трапезовать с пасхальным агнцем на столе в оскорбление обычаев, да еще в неположенное время и в недозволенном месте. Не так ли?.. Ах, сколько благодарственных молений вознесено Иегове! А он одно за другим лишает силы все чудеса, которые тебе так хорошо удавались. Иудея была слепа, но он раскрыл ей глаза, глуха — он отверз ей слух, нема — он вернул ей речь, и теперь она обвиняет тебя!.. Ты желаешь все изменить, перевернуть, разрушить, сделать великое малым, а малое великим; ты хочешь основать новый догмат веры… По какому праву? Кто позволил тебе учить? Кто напутствовал тебя? Говори же! Посмотрим, каково твое вероучение!

Спокойный и печальный, Иисус позволил излиться этому потоку оскорблений. Но когда пыл обвинителя иссяк, он поднял усталую голову и посмотрел на Анана с превосходством сострадания:

— Я говорил явно миру; я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего. Что спрашиваешь меня? Спроси слышавших, что я говорил им; вот они знают, что я говорил.

Простота и мягкость Иисуса вывели Анана из себя, и он уже не мог скрыть обуревающей его ненависти. Один из стражников, возможно не разобрав слов Иисуса, но читая в мыслях верховного священника, взялся сам ответить строптивому:

— Наглец! Так отвечаешь ты господину нашему Анану? И рукоятью меча, который он сжимал в руке, ударил

Христа по губам.

Изо рта и из носа Иисуса хлынула кровь. Пошатнувшись от удара и от грубого толчка кого-то из окружающих, он боком повалился на ступени.

Ропот сострадания раздался было среди злобных выкриков, ругательств и оскорблений, но, к несчастью, слабые голоса сочувствующих потонули в хоре распаленного негодования.

Среди этого шума Иисус поднялся и, дождавшись тишины, возразил:

— Если я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь меня?

— Что ж, — промолвил Анан. — Пусть желающие опровергнуть сделают это, а имеющие что сказать в обвинение Да обвинят.

И он подал знак стражникам, удерживающим толпу древками копий, допустить ее к Иисусу.

Тут же все бросились на Христа, вопя, изрыгая проклятия, выкрикивая обвинения.

— Он утверждал, что он царь!.. Он говорил, что фарисеи — порождение ехидны с раздвоенными змеиными языками!.. Он называл книжников и старейшин лицемерами, не верующими ни во что!.. Он сказал, что храм — вертеп воров и разбойников! Он объявил себя царем Иудейским!.. Он хвастал, что снесет храм и отстроит его заново в три дня!.. Он справлял Пасху в четверг!.. Он лечил в день субботний!.. Он сеял смуту в предместье!.. Люди из Офела нарекли его своим пророком!.. Он накликал напасти на Иерусалим!.. Он ест с нечестивыми, бродягами, прокаженными, мытарями!.. Он отпускает грехи блудницам!.. Он не дает побивать камнями прелюбодеек!.. Он нечистыми чарами воскрешает мертвых!.. К Каиафе — мага! К Каиафе — лжепророка! К первосвященнику — бохогульника!

Все эти обвинения прозвучали одновременно; люди, выкрикивавшие их, плевали ему в лицо, размахивали кулаками, грозили немедленной расправой, дергали его за платье, вцеплялись в волосы и бороду.

Анан позволил всей этой своре побесноваться вволю, а затем продолжил:

— Ага, Иисус! Так вот каково твое учение?.. Ну же, изложи его, защити, опровергни нападки. Царь, повели! Мессия, докажи, что послан Всевышним! Вестник Господень, призови отца своего на помощь. Кто же ты! Ну-ка, поведай нам! Может, ты воскресший Иоанн Креститель? Или пророк Илия, восставший из мертвых? А вдруг ты Малахия, кто, как утверждают, был не человеком, но ангелом?.. Ты назвал себя царем? Пусть будет так. Я тоже назову тебя царем: царем бродяг, черни, падших женщин. Подожди-ка, сейчас ты будешь мною помазан на царство. Трость и папирус мне!