Великий торговый путь от Петербурга до Пекина. История российско-китайских отношений в XVIII— XIX веках - Клиффорд Фауст

Вторым по значению генеральным товаром считалось русское кожсырье, юфть, овчина, козлина и опоек, а также пользовавшийся спросом, но дорогой казанский сафьян. Русское сукно и материя скупались бойко. Но не тонкий текстиль, а в основном грубые толстые ткани, главным образом полотно и шерстяные изделия. Европейские ткани торговались в нарастающих объемах, и к концу столетия их стало даже больше, чем русских. Тогда же самые разнообразные промышленные товары торговались мелкими партиями, хотя в суммарном виде на них в стоимостном выражении приходилось приблизительно 15 процентов товарооборота. Особым спросом пользовались русские железные изделия — топоры, ножи, ножницы, косы, тульские замки, зеркала, а также желатин и кое-что еще. Завершим обзор ходовых товаров местной торговли скотом. Среди них отметим лошадей, крупный рогатый скот, овец и охотничьих собак.

Основу китайского экспорта составляли три предмета торговли — хлопок, шелк и разнообразные сорта чая. По своему объему и стоимости первое место с большим отрывом достается изделиям из хлопка. В 1751 году, например, в Россию из Китая ввезли хлопка на 257 940 рублей, что составляет 59,5 процента общей стоимости российского импорта. В последующие несколько лет эта пропорция только выросла. Качество хлопчатобумажных изделий находилось в пределах от тонкого крашеного и набивного текстиля до грубого дешевого сукна. Шелк во всех его видах — сырец, в скрутке, в мотках пряжи, а также готовых окрашенных и набивных изделиях — пользовался огромным спросом в России, а также его вывозили дальше в Западную Европу. В 1751 году на шелковые ткани приходилось 23,8 процента совокупной рублевой стоимости китайского экспорта (103 050 рублей). Но его доля позже сократилась в абсолютном и относительном объеме, с одной стороны, из-за постоянных усилий владельцев ткацких предприятий в России, налаживавших собственное производство шелка (и последующего установления тарифных барьеров на все шелковые изделия, кроме шелка-сырца), и, с другой стороны, в силу наплыва на рынок итальянских шелков. Чай различных сортов ввозился с самых первых дней китайско-российских связей, но только в XVIII веке, когда русский народ пристрастился к чайному напитку, чайный лист по-настоящему превратился в важнейший предмет частной торговли. До наступления екатерининского периода русской истории кирпичный чай употреблялся практически исключительно монгольскими народами Сибири, а сушеный лист как зеленого, так и черного чая пользовался гораздо меньшим спросом. К концу того столетия ситуация радикальным образом поменялась, и предпочтение на Руси стали отдавать нескольким сортам зеленого чая.

Прочие товары на колебания коммерческой конъюнктуры реагировали в гораздо меньшей степени. Когда на оборот табака не распространялась государственная монополия, важность сбыта табачных изделий повышалась, но ввоз китайского табака, пользовавшегося предпочтением главным образом у коренного сибирского населения, в объеме увеличивался незначительно. Завершает нашу картину длинный список экзотических китайских товаров: фарфор, эмаль, косметика, лечебные препараты и т. д. Все они прибывали небольшими партиями.

Среди тогдашних предметов торгового обмена огромная масса русского экспорта приходилась на натуральные или в лучшем случае подвергнутые первичной обработке товары: меха и кожсырье. Множество раз на протяжении XVIII столетия руководство государственных ведомств пыталось выяснить, особенно в связи с пекинскими обозами, материальные потребности китайцев, а также потенциальные рынки в пределах китайских или монгольских земель для прочих российских товаров. Однако китайцам не требовалось приобретать готовую продукцию из России в больших количествах. Они обходились мелкими партиями. Зато сами китайцы завалили европейцев текстилем и прочими изделиями сложной и неподражаемой (по крайней мере, для России) техники производства. Один только чай оставался «натуральным товаром», а его переработка в виде превращения листа в напиток заставляет нас сомневаться, можно ли товарный чай назвать полуфабрикатом, или он представляет собой уже готовый к применению продукт? Речь совсем не шла о «колониальном» Востоке, снабжающем сырьем и ресурсами промышленно передовую и энергичную западную систему хозяйствования.

Еще один приграничный торговый пункт, о котором пока не сказано ни слова, открыли в Цурухайтуе. Он предназначался для привлечения купцов, прежде торговавших в Науне, Нерчинске и на территории Нерчинского уезда. Однако из такой затеи ничего путного не вышло. Незначительная торговля началась там уже в 1729 году, но из-за протяженных расстояний доставки пиломатериалов, докладывал И.Д. Бухгольц, строительство города затягивалось. Место для него выбрали совсем неудачное, но главная причина вялой торговли там заключалась в большой его удаленности от обжитых сибирских и монгольских районов, а также центров торговли. Полная протяженность пути из Иркутска до Пекина через Цурухайтуй, Наун и Шаньхайгу-ань составляла на тысячу километров больше, чем через Кяхту и Калган. И фактор расстояния играл одинаково большую роль для русских и для китайских купцов. Условия местности заключали в себе большие трудности, и, как удалось убедиться на судьбе нескольких казенных торговых обозов, угроза нападения со стороны мародеров-разбойников с большой дороги там выглядела не меньшей, чем на маршруте через Монголию. Российский торговый люд доставлял свой товар почти до самой Кяхты на плотах или лодках-плоскодонках, тогда как до Цурухайтуя приходилось добираться с товаром затратным сухопутным маршрутом. И Кяхта располагалась по соседству с местами обитания среднеазиатских народов, поставлявших важные предметы с повышенной рыночной стоимостью, в частности, бухаритины подвозили ревень и хлопчатобумажные изделия. Создавалось впечатление, что маньчжурам не могли предложить чего-либо такого, что отсутствовало в Кяхте. Кроме того, никак не затихающая военная деятельность маньчжуров, а также колонизация ими Монголии и Средней Азии служили стимулом для развития пограничной торговли в Кяхте коровами, лошадьми и провизией, когда это разрешалось российскими властями.

С самого начала по существу единственные торги в Цурухайтуе проводились ежегодной китайской командой по инспекции границы, которая прихватывала с собой нескольких купцов из Науна. Данная небольшая экспедиция обычно становилась лагерем на противоположном от пограничного поста берегу реки на срок от 10 дней до месяца в начале лета. За это время производился обмен небольшими партиями товара с местными купцами из Нерчинска, а потом китайцы на маленьких лодках отправлялись выполнять свое задание по проверке состояния границы. Сначала торговля шла настолько вяло, а сам пост находился так далеко от административных центров, что никакие таможенные пошлины не собирались, и кое-кто из казаков, стоявших там, накопили кругленькие суммы денег. Для обмена предлагали самые обычные товары: домашний скот, пушнину, шкуры и юфть с российской стороны; хлопок, шелка и табак — с китайской.

Львиную долю импортных товаров продавали в Нерчинске и на территории Сибири к северо-востоку, но если бы предлагали особенно выгодную цену, тогда некоторые виды хлопчатобумажных изделий могли отправлять в Иркутск и оттуда дальше на запад. И лучшие шкурки соболей и белок, добытые в Нерчинском районе, везли к китайцам через Кяхту, а не Цурухайтуй. Даже китайский табак и кирпичный чай поступали слишком маленькими партиями, чтобы удовлетворить на них спрос со стороны коренных жителей Забайкалья. Поэтому местные купцы довозили их из Кяхты и Селенгинска.