Знаменосец «Черного ордена». Биография рейхсфюрера СС Гиммлера. 1939-1945 - Роджер Мэнвелл

«Это все, что я хотел бы сказать сейчас по еврейскому вопросу. Теперь вы полностью в курсе дела, однако я советую вам сохранить нашу беседу в тайне. Возможно, позже мы подумаем, стоит ли рассказать об этом германскому народу. По-моему, лучше этого не делать! Мы взяли на себя ответственность не только за действия, но и за саму идею, и должны унести эту тайну с собой в могилу».

Одна тысяча девятьсот сорок четвертый год стал для Гиммлера одним из самых удачных за всю его карьеру. Теперь он был, пожалуй, единственным из нацистской верхушки, кто пользовался полным доверием Гитлера. В том же году исполнилась и его давняя заветная мечта: в дополнение к должности командующего Резервной армией и Ваффен-СС фюрер назначил его командующим боевыми соединениями рейха. В то же время Гиммлер стал более реалистично относиться к еврейской проблеме, и для этого было много причин. По мере того как развивалось наступление советских войск на восточном фронте, эффективно управлять машиной массового уничтожения становилось все труднее. Весной 1944 года стало совершенно очевидно, что такие лагеря, как Аушвиц, и некоторые другие рано или поздно будут захвачены противником, в то время как серьезные потери в живой силе и технике, которые несла германская армия, требовали резкой интенсификации труда заключенных. Кроме того, Гиммлер начинал опасаться, что возмущение всего мира геноцидом евреев, который связывали главным образом с его именем, может помешать ему выступить в качестве представителя Германии в мирных переговорах с западными союзниками.

Вместе с тем Гиммлер по-прежнему не понимал, почему его имя вызывает такую ненависть. Он, во всяком случае, совершенно искренне верил, что несколько жестов доброй воли помогут ему восстановить свою репутацию, и это притом, что он не мог не знать о решении американцев добиваться по окончании войны суда над немецкими военными преступниками. Как бы там ни было, Гиммлер снова начал задумываться о контактах с представителями союзников, хотя подобный пересмотр позиций во многом объяснялся не столько его неожиданным прозрением, сколько благотворным влиянием Керстена и интригами Шелленберга. Первым его шагом на этом пути стало, однако, не ослабление, а усиление геноцида, только теперь «людей второго сорта» не загоняли в газовые камеры, а умерщвляли при посредстве непосильного труда. Затем последовала попытка получить крупный выкуп за нескольких видных евреев, причем на одной чаше весов оказалась их жизнь, а на другой – деньги или товары, необходимые для продолжения войны7. Первые серьезные переговоры такого рода начал Йоэль Бранд, представлявший интересы венгерских евреев, которых нацисты внесли в число своих жертв в 1943 году. В мае 1944 года Эйхман предложил Бранду жизни 700 тысяч венгерских евреев в обмен на 10 тысяч грузовиков, которые союзники собирались направить в Салоники. Тогда договориться не удалось, однако за первым предложением последовали и другие, не менее чудовищные. Так, Эйхман предложил от имени Гиммлера обменять жизнь и свободу 30 тысяч евреев на 20 миллионов швейцарских франков. Несмотря на неприкрытый цинизм подобной сделки, некоторые результаты были достигнуты. В августе и декабре 1944 года в Швейцарию перевезли 1684 румынских еврея, а в феврале следующего года – еще 1000 евреев из Венгрии. За обе партии Гиммлер получил через президента Швейцарии Жан– Мари Муси 5 миллионов швейцарских франков, проведенных через Международный еврейский благотворительный фонд. Кроме того, Гиммлер получил от некоей мадам Имфельд предложение расселить освобожденных им евреев на юге Франции. Главной помехой при осуществлении этого и других подобных проектов была, однако, деятельность государственного департамента США, активно препятствовавшего переводу вырученных средств в Германию.

Сведения об этой унизительной торговле рано или поздно должны были достичь ушей Гитлера. Но к этому времени, как мы увидим, Гиммлер уже вел самые активные переговоры с Красным Крестом.

В своих послевоенных мемуарах Шелленберг, стремясь представить себя активным сторонником мирных переговоров, довольно подробно описывает, как он организовывал встречи Муси и Гиммлера зимой 1944/45 года. На первой встрече Муси убедил Гиммлера взять деньги вместо техники и медикаментов, а на второй, которая, по словам Шелленберга, состоялась 12 января, они пришли к такому соглашению:

«Каждые две недели специальный поезд, состоящий из вагонов первого класса, должен был доставлять в Швейцарию примерно 1200 евреев. Еврейская организация, с которой работал Муси, обещала оказать всестороннюю помощь в решении вопроса в соответствии с предложениями Гиммлера. В то же время ведущаяся во всем мире пропаганда против Германии должна была претерпеть существенные изменения. Согласно моему предложению деньги выплачивались не непосредственно Международному Красному Кресту, как планировалось вначале, а вручались Муси как доверенному лицу»8.

Узнав об этом плане, Гитлер пришел в бешенство, которое, по утверждению Шелленберга, намеренно подогревал Кальтенбруннер. В результате «Гитлер тотчас издал два приказа: немец, помогающий бежать еврейскому, британскому или американскому заключенному, будет немедленно казнен».

Вызвав Гиммлера, Гитлер в таких выражениях высказал ему свое негодование, что Гиммлер долго не мог прийти в себя и, по словам Курта Бехера, доверенного лица рейхсфюрера СС на переговорах о выкупе евреев, издал собственный приказ, согласно которому «ни один узник концлагеря в южной части Германии не должен попасть в руки врага живым»9.

Осенью 1944 года, накануне сдачи Венгрии советским войскам, была возобновлена программа депортации евреев. Гиммлер назначил Хёсса, занимавшего в то время должность инспектора всех концентрационных лагерей, одним из кураторов этого процесса, вменив ему в обязанность надзор за соблюдением «разумной гуманности». В результате, когда в декабре пал Будапешт, значительная часть еврейского населения все еще оставалась в городе и не пострадала10. Кроме этого, Гиммлер позволил Международному Красному Кресту провести инспекцию Аушвица, имевшую, правда, весьма поверхностный характер. Есть сведения, что в октябре и ноябре 1944 года он пытался остановить массовые убийства или по крайней мере переложить ответственность за них на плечи своих подчиненных. По свидетельству Бехера, Гиммлер начал с того, что «между серединой сентября и серединой октября» отдал Полю и Кальтенбруннеру следующий приказ: «Настоящим приказом, вступающим в силу немедленно, ликвидация евреев запрещается. Приказываю также оказывать медицинскую помощь слабым и больным. Ответственность за невыполнение данного распоряжения вашими подчиненными возлагается на вас лично»11. Двадцать шестого ноября Гиммлер издал еще один приказ, который также известен из записок Бехера: «…Снести крематории в Аушвице; евреям, работающим в рейхе, выдавать такие же порции пищи, что и восточным работникам; при отсутствии специальных больниц для евреев лечить их вместе с арийскими пациентами».

Советская Армия дошла до Аушвица и прилегающих к нему лагерей только в конце января 1945 года. К этому моменту эвакуация заключенных на запад, начавшаяся в сентябре прошлого года, была почти полностью завершена; советские войска застали в лагере лишь около 3 тысяч совершенно больных людей. Зато в лагерях на территории Германии, которых в начале 1945 года насчитывалось больше сотни, в нечеловеческих условиях содержалось 500 тысяч арийцев и 200 тысяч евреев, чья судьба все еще оставалась нерешенной. Гиммлер, по свидетельству Райтлингера, собирался использовать их для торга с союзниками, а Гитлер с Кальтенбруннером считали, что они должны быть уничтожены.