Россия и ее империя. 1450–1801 - Нэнси Шилдс Коллманн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О сакрализации: Успенский Б., Живов В. Царь и Бог (Семиотические аспекты сакрализации монарха в России // Успенский Б. Избранные труды. Т. I. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. С. 205–337; Bogatyrev S. Ivan the Terrible Discovers the West: The Cultural Transformation of Autocracy during the Early Northern Wars // Russian History. 2007. № 34. Р. 161–188. О теоретических аспектах самозванчества: Успенский Б. Царь и самозванец: самозванчество в России как культурно-исторический феномен // Успенский Б. Избранные труды. Т. I. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. С. 142–183. О политической практике: Perrie M. Pretenders and Popular Monarchism in Early Modern Russia: The False Tsars of the Time of Troubles. Cambridge: Cambridge University Press, 1995.
Истолкование поступков Ивана IV с точки зрения психологии и физиологии: Keenan E. The Tsar’s Two Bodies (неопубликованная лекция, 1975); Keenan E. How Ivan Became «Terrible» // Harvard Ukrainian Studies. 2006. № 28. Р. 521–542; Keenan E. The Privy Domain of Ivan Vasil’evich // Rude & Barbarous Kingdom Revisited: Essays in Russian History and Culture in Honor of Robert O. Crummey / Ed. by C. Dunning, R. Martin, D. Rowland. Bloomington, Ind.: Slavica, 2008. Р. 73–88. Рациональные объяснения: Скрынников Р. Иван Грозный. 4-е изд. М.: АСТ; ОГИЗ; Хранитель, 2008; Pavlov A., Perrie M. Ivan the Terrible. London: Longman, 2003. Иван IV в связи с темой «священного насилия»: Madariaga I. Ivan the Terrible: First Tsar of Russia. New Haven: Yale University Press, 2005; Bogatyrev S. Ivan IV (1533–84) // The Cambridge History of Russia. Vol. 1 / Ed. by M. Perrie. Cambridge: Cambridge University Press, 2006. P. 240–263. Об историографии царствования Ивана IV: Rowland D. The Problem of Advice in Muscovite Tales about the Time of Troubles // Russian History. 1979. № 6. Р. 259–283.
Глава 7
Как государство применяло свое могущество
Евразийские империи раннего Нового времени были способны по-разному применять свое могущество в пределах принадлежавших им территорий. Однако, делая это, они стремились скорее показать свою силу, чем добиться сплоченности. О сплоченности следовало договариваться особо. Конечно, имперское воображаемое было призвано демонстрировать картину сплоченности: правители и элиты транслировали идеальный, с их точки зрения, образ легитимности в надежде, что подданные примут его и даже станут отождествлять себя с ним. Сплоченность элиты являлась позитивной целью: правители, разумеется, хотели, чтобы элита выглядела именно так – сформированная на основе множества групп, объединенная лояльностью к правителю и империи. Но связывание империи воедино посредством единой идентичности не было ни целью, ни практикой – как и наведение единообразия в управлении или достижение культурной однородности. В какой-то мере сплоченности избегали.
Кэрин Барки называет евразийские империи раннего Нового времени «сильными государствами», состоящими из «слабых обществ». Слабых – поскольку общества, составлявшие империю, не были связаны между собой горизонтально, по территориальному или классовому признаку. Внутри империи существовали вертикальные связи, тянувшиеся от сообществ к центру. Барки уподобляет их спицам в колесе: каждый напрямую сообщается с центром, будь то имперские элиты или местные группы, но обод при этом отсутствует. Модель «имперской системы прав», которую предложила Джейн Бербанк, демонстрирует эту вертикаль: каждый вступает в прямые отношения с российским императором, располагая своим уникальным набором «прав». Империи раннего Нового времени проявляли терпимость к различиям в пределах своих территорий, мало чего требовали от подданных колоний, когда дело касалось повседневной жизни, ограничивая свои требования тем, что приносило государству наибольшую прибыль или затрагивало самые важные для него вопросы: извлечение и максимизация человеческих и денежных ресурсов, защита и расширение своих владений, отправление правосудия на высшем уровне.
Такой подход, разумеется, был приемлемым для Москвы. По мере складывания империи ей приходилось сталкиваться с трудностями. Ввиду климатических и географических особенностей бо́льшая часть страны до XVIII века не могла похвастаться ни высокой плотностью населения, ни производством излишка сельскохозяйственной продукции. Налаживание коммуникаций внутри обширной империи было нелегким – во время весенней и осенней распутицы дороги на несколько недель становились непроходимыми (рис. 7.1). Путешествовать лучше всего было тогда, когда реки освобождались от льда или когда земля обретала устойчивый снежный покров (в последнем случае – при условии, что для лошадей запасено достаточно фуража). На коммуникациях плохо отражался также недостаток административного персонала: приоритет отдавался не расширению корпуса чиновников, а пополнению армии и поддержанию достаточного числа налогоплательщиков. Поэтому в провинции присутствие государства на протяжении раннего Нового времени ощущалось слабо. Некоторые говорят о русском государстве как плохо управляемом, но, возможно, правильнее сказать, что оно было слабо управляемым.
Рис. 7.1. Во время весенней и осенней распутицы передвижение по России сильно замедлялось. На этом снимке показана распутица в Новгородский области. Фото Джека Коллманна
Это, однако, не означает, что государство проявляло пассивность. Империи раннего Нового времени проявляли терпимость к различиям, но без колебаний вмешивались в дела общества, когда речь шла о достижении их целей. Несмотря на такие проблемы, как обширность территории и нехватка административного персонала, эти империи в случае необходимости применяли свое могущество на всех подконтрольных им землях. В процессе этого они прибегали к разнообразным средствам принуждения – от завоевания и перемещения населения до создания