Плоть и кровь - Иэн Рэнкин

— А имел он какие-то связи с Бригадой непримиримых оранжистов?

— Мне об этом неизвестно, но меня такое не удивило бы. Гэвин Макмарри тоже интересуется доисторическим периодом. — Гоури вздохнул. — Фрэнки оставил ложу, потому что считал, что мы не хотим идти до конца. Большего я сказать не могу, но, возможно, для вас и этого будет достаточно, чтобы понять, что он за фигура.

— Да, мистер Гоури, достаточно. Спасибо за помощь.

Ребус положил трубку и задумался. Потом грустно покачал головой.

«Нашла же ты где ее спрятать, Мейри. Местечко хуже не придумаешь».

Его стол превратился уже в настоящую свалку, и он решил что-нибудь предпринять и стал сгребать в свою мусорную корзину пустые одноразовые стаканчики, тарелки, смятые бумажки и пакеты. Так он докопался до конверта из желтой манильской бумаги размера А4. На конверте черным маркером было написано его имя. Конверт был пухлый и еще не вскрытый.

— Кто это здесь оставил?

Но всем было не до него. Все оживленно обсуждали очередной звонок в газету психа с ирландским акцентом. Никто, конечно, не знал о «Щите» в той мере, в какой знал об этом Ребус. Пресса придерживалась гипотезы, что тело, найденное в тупичке Мэри Кинг, принадлежит информатору, отбившемуся от ИРА и наказанному хозяевами. Теперь эта гипотеза потеряла всякий смысл, но это не имело значения. Все только и говорили о новом анонимном звонке, и на первой полосе газеты крупным шрифтом было набрано: «„Закройте к чертям этот балаган“, — требует анонимный террорист».

Ребус прикинул, какую выгоду может получить «SaS» от закрытия фестиваля. Ответ: никакой. Он в последний раз посмотрел на конверт, потом засунул пальцы под клапан. Из конверта выпало несколько листочков — ксерокопии рапортов, вырезки из газет, по большей части американских, хотя тот, кто делал копии, постарался, чтобы ни названия, ни адреса, ни телефоны не были скопированы. Источников приблизительно половины статей Ребус установить не смог, но одно было ясно: все материалы рассказывали об одном человеке.

О Клайде Монкуре.

Никакой записки в конверте не обнаружилось, ничего, написанного от руки, ничего такого, по чему можно было бы опознать отправителя. Ребус осмотрел конверт. Он пришел не по почте — кто-то принес его в отделение. Ребус снова стал расспрашивать сотрудников, но все в один голос утверждали, что в первый раз видят этот конверт. Мейри — вот единственный отправитель, который приходил ему в голову, но она не стала бы передавать ему материалы таким образом.

Так или иначе, он внимательно изучил подборку. Все, что он читал, лишь подкрепляло его собственное впечатление. Клайд Монкур — настоящая гадина. Он распространял наркотики в Ванкувере и по всему Онтарио. Его суда доставляли иммигрантов с Дальнего Востока. А иногда и не доставляли, хотя было известно, что люди поднимались на борт. Что случалось с ними — с людьми, которые заплатили за то, чтобы их отвезли к лучшей жизни? Ответ на этот вопрос, похоже, лежал на дне морском.

В жизни Монкура были и другие темные стороны. Например, незадекларированная доля в рыбообрабатывающем заводе близ Торонто… Торонто — место, где родился «Щит». Налоговая служба Штатов несколько лет пыталась докопаться до истины, но ей это так и не удалось.

Среди вырезок мелькнуло краткое упоминание шотландской фермы-рыбозавода по производству лосося.

Монкур импортировал шотландского копченого лосося в Штаты, хотя аналогичная канадская продукция была у него под рукой. Рыбозавод этот располагался к северу от поселка Кайл-оф-Лохалш. Название зацепило Ребуса — он где-то видел его недавно. Он вернулся к материалам по Кафферти и, пожалуйста, обнаружил его там. Кафферти был законным совладельцем этого рыбозавода в 1970-х — начале 1980-х годов… приблизительно в то самое время, когда он и Джинки Джонсон отмывали и высушивали грязные деньги для ОДС.

«Вот красота», — сказал сам себе Ребус. Он не то чтобы вычислил квадратуру круга, он свел ее к нечестивому треугольнику.

Он вызвал патрульную машину для поездки в Гар-Би.

С заднего сиденья можно было спокойно окинуть взглядом весь Пилмьюир. Клайд Монкур говорил о первых шотландских поселенцах. Новые поселенцы, переезжая в частные дома, строившиеся вокруг Пилмьюира и в самом этом районе тоже, конечно, жили нелегкой жизнью. Это была жизнь фронтира — с налетами коренных племен, которые хотели прогнать незваных гостей, приграничными стычками за клочок земли и прочими радостями освоения новых пространств. Эти дома были первым собственным жильем для тех, кто въезжал из арендуемых квартир. В этих кварталах новоприбывшие проходили и первый курс выживания.

Ребус желал поселенцам благополучия.

Когда они въехали в Гар-Би, Ребус проинструктировал полицейских в форме и остался сидеть на заднем сиденье, немедленно став объектом любопытства прохожих. Полицейские некоторое время отсутствовали, но когда вернулись, один из них тащил за руку мальчишку, другой рукой ведя его велосипед, а второй вел двух сорванцов без велосипедов. Ребус посмотрел на них. Того, что с велосипедом, он узнал.

— Этих двоих можете отпустить, — сказал он. — А этого давайте ко мне сюда.

Мальчишка неохотно сел в машину. Его приятели бросились наутек, как только их отпустили. Отбежав на безопасное расстояние, они повернулись и стали смотреть. Им хотелось знать, что будет дальше.

— Тебя как зовут, сынок? — спросил Ребус.

— Джок.

Может, его и в самом деле звали Джок,[109]а может, и нет.

— А почему ты не в школе, Джок?

— У нас занятия еще не начались.

Это тоже могло быть правдой — Ребус просто не знал.

— Ты меня помнишь, сынок?

— Это не я вам покрышки проколол.

Ребус покачал головой:

— Забудем об этом. Я здесь по другой причине. Но ты помнишь, когда я сюда приезжал?

Парнишка кивнул.

— Помнишь, ты был с дружком, а он принял меня за кого-то другого. Помнишь? Он спросил у меня, где моя классная тачка.

Парень замотал головой.

— А ты ему сказал, что я не тот, за кого он меня принял. А за кого он меня принял, сынок?

— Не знаю.

— Нет, знаешь.

— Нет, не знаю.

— Но кто-то чуток похожий на меня, да? Такого же сложения, возраста, роста? Одет, правда, получше. Верно?

— Может, и так.

— И машина у него шикарная, а?

— «Мерс» по спецзаказу.

Ребус улыбнулся. У мальчишек глаз и память на определенные вещи.

— И какого цвета этот «мерс»?

— Черный. Весь черный. Даже окна.