Кто хочет спать с миллионером? - Людмила Милевская

— И чем это кончилось? — насторожилась Далила.

— Выбрала Леночка одного. Поженились, жили, и счастливожили, а тут этот из-за границы приехал, второй. К ним не пришел, случайно Ленкас ним где-то столкнулась. Он ей подарки, то да се… Уж не знаю, как этослучилось, но мужу Ленка с тем изменила, а муж ее не простил. И тот не женился.

Свиридов задумался, а потом вдруг сердито сказал:

— Вот теща все нам бубнит, что плохо Ленку мы воспитали, аведь воспитывала сама. Никому подойти к ней не давала. А теперь плачет: «Ах,писала картины». При чем здесь картины? Она и писала-то их потому, чтозаработать пыталась. Гордая, в тещу пошла, у нас кусок хлеба просить незахотела. По дурости согрешила, за побрякушками погналась, и вот результат: мужбросил, любовник уехал. Куда ей было деваться? Писала картины. А их непокупали. Умер талант. Талант как ребенок, его беречь, холить, лелеять надобно.Ленка стала прикладываться к бутылке. Крови всем нам попортила. А теща себявинит. Не виновата она. И я не виноват. И Леночка не виновата. А теща вбиласебе в голову, что мы ей не можем простить.

Далила раздраженно подумала: «Да что же он о ней все как оживой? Умерла уже теща, пора бы понять».

* * *

Выйдя из больницы, Далила почувствовала, что не можетсегодня работать — покойная Марьванна душу разбередила.

«Буду просто кататься по городу», — решила она, пискнувсигнализацией и открыв дверцу «Форда».

И долго каталась, размышляя о теще Свиридова, о Делягиной, оШульгине…

Совесть — жуткая штука: человека поймает, где и не ждешь, иуж мучает так, что самая страшная боль отступает.

Однажды умирал на руках Далилы богатый влиятельный человек —сам позвал, не покаяться, облегчение хотел получить от психолога. Всю жизнь неверил ни в бога, ни в дьявола, ни в человека, а у последней черты и поверитьхотел, да не смог — осталось уповать на науку.

Глядя на его страдания, Далила тогда подумала:

«Может, нет ни рая, ни ада? Может, все это существует тольков нашей душе?»

Мучился человек тот ужасно из-за сущего пустяка, чем поразилвсех родных. Когда-то кого-то обидел, даже не друга, просто знакомого; все отом уж забыли давно, а он вспоминал в подробностях и деталях, плакал, корилсебя, чужой болью страдал…

И кто маялся? Он, жестокий злодей.

Его полная прегрешений жизнь не располагала к сочувствию.Родственники, коллеги, друзья лишь изумлялись, пожимали плечами, вздыхали и наДалилу смотрели как на оракула: ждали, психолог все объяснит.

Она долго и себе объяснить не могла, чем зацепила жадного,бессердечного человека ординарнейшая история: у кого-то он что-то давноотобрал. Эка беда.

Да мало ли он народу обидел?

Что там обидел — убил! А вот поди ж ты, как совесть еговоспалилась. Из-за чего?

Долго Далила гадала (тот давно уже умер) и наконец поняла:злодей уцепился за мелочь, чтобы остальное забыть. Лежа на смертном одре, онвдруг понял, что есть у него душа, которой он ничего не дал с первого вздоха идо последнего. Деньги, автомобили, дворцы — все для тела. А что для души? Он думал— власть. Выходит, ошибся. Все есть у него, даже зависть есть всенародная, авспомнить нечего. Радости ноль и бесконечность мучения. Все его ненавидят.

Попытался из прошлого выудить что-то хорошее, заглянул всвою душу, а там лавина чужого горя и боли стремительно движется, того и глядисметет. Испугался он и поставил печать на страшные воспоминания: выбрал самыйбезобидный грешок и давай над ним убиваться, вот, мол, какой я чувствительный —и себе польза, и людям обман. Пусть думают, что он добрый.

Многие у последней черты прибегают к такой вот печати. И вчем парадокс: чем хуже жил человек, тем легче это ему удается, запечатать своюгрешную память.

«А что, если мне совсем не удастся? — вдруг испугаласьДалила. — Я сегодня сгубила невинную душу и спокойно катаюсь по городу.Допустим, завтра про Шурочку я забуду, но где гарантии…»

Гарантий не было никаких — совесть на то и совесть:взбунтоваться может в любой миг жизни. Кто-кто, а психологи знают, что такоебунт совести. В наш век беспредела совесть не в моде, но она как законпритяжения — ее нельзя отменить. Ты ее гонишь в дверь, она через окновозвращается: неврозами, стрессом, депрессией, тревогой, бессонницей.

«А что я могу поделать? — запсиховала Далила. — Я же незнала, что так получится. Чем я помогу этой Делягиной? Только себя погублюиз-за проклятой буржуйки».

Совесть злорадно спросила: «Ага! Из-за буржуйки?! Ужеподыскиваешь себе оправдания? Раз буржуйка, можно безвинно сажать».

Далила попыталась отбиться от совести: «Допустим, Шульгинубийца, но как я докажу? Где улики? Кто меня станет слушать? Шульгин оченьопасен. И хитер. Как он ловко влюбленность в меня разыграл, когда увидел, что яприближаюсь к цели. Удивительно, что он меня не убил. Нет, не могу яввязываться в битву с ним. Я боюсь».

Далила попыталась отбиться от совести, но не получилось.

— А, черт возьми! — зло выругалась она и позвонила Орлову.

«Уже знает об аресте жены», — поняла Далила по егообреченному голосу.

— Я присутствовала при обыске, — призналась она и, непозволяя опомниться, быстро спросила:

— Иван, почему ваша жена оказалась в рабочее время дома?

Он ответил:

— Ее заманили, домработница сообщила, что случилась беда.Шура бросила все дела и примчалась.

— Вы знаете, в чем ее обвиняют?

— Догадаться нетрудно, — буркнул Орлов и спросил:

— В убийстве Делягина?

— Не только, — поеживаясь, сказала Далила.

— Не только? В чем же еще?

— В убийстве Жилина.

— Жилин убит?!

Вопль прозвучал убедительно — Далила подумала: «Орлов обубийстве не знал».

— Вы сегодня встречались с Жилиным? — поинтересовалась она,предвидя ответ.

— Да, я с ним утром встречался.

— Пытались выкупить чертежи сейфа?

Орлов выдохнул:

— Нет, не пытался.

— Почему? — удивилась Далила.

— Жилин был чем-то напуган и твердил, что нет у негочертежей. Были, но нет уже.

— Думаю, он не врал. Чертежи у него отобрали.

— Кто? — поразился Орлов. — Откуда вы знаете?

— Дело не в этом, — отмахнулась Далила. — Я хочу попытатьсявытащить вашу жену. Только действовать надо стремительно, потом будет поздно.Вы должны мне помочь.