Гоморра - Роберто Савьяно

Август Ла Торре, босс Мондрагоне, — специалист по психологии, почитатель Карла Густава Юнга и знаток трудов Зигмунда Фрейда. В списках книг, запрошенных боссом для чтения в тюрьме, значатся целые библиографии исследователей психоанализа, а в речах, произносимых им на слушаниях, цитаты из Лакана переплетаются с размышлениями о школе гештальтпсихологии. На пути к достижению власти Ла Торре использовал свои познания как секретное управленческое и силовое оружие.

Один из ближайших соратников Паоло Ди Лауро тоже принадлежит к каморристам, любящим искусство и культуру: Томмазо Престьери продюсирует большинство певцов-неомелодистов и является тонким ценителем современного искусства. Коллекционеры среди боссов не редкость. Вилла Паскуале Галассо представляла собой личный музей антиквариата, включавший порядка трехсот предметов, главной ценностью которого был трон Франциска I Бурбона. Луиджи Волларо по прозвищу Халиф являлся обладателем полотна Боттичелли, своего любимого художника.

Полиция арестовала Престьери, сыграв на его любви к музыке. Босса задержали в неаполитанском театре «Беллини», куда тот, уже будучи в бегах, приехал на концерт. После вынесения приговора Престьери заявил: «Искусство делает меня свободным, и тюрьма этому не помеха». Живопись и музыка, дополняя друг друга, сообщили боссу необыкновенное спокойствие, помогающее пережить любые невзгоды, даже потерю двух братьев, хладнокровно убитых на поле боя.

Август Ла Торре, босс-психоаналитик, был любимчиком Антонио Барделлино, еще в юном возрасте он заменил отца на посту главаря клана «Кьюови», как его называют в Мондрагоне. Зона влияния клана — северная часть Казерты, юг Лацио и Домицианское побережье. Клан состоял в союзе с врагами Сандокана Скьявоне, со временем он продемонстрировал хорошую деловую хватку и умение руководить подконтрольной территорией, а это единственное, что может разрешить конфликтную ситуацию между семьями каморры. Способности к ведению предпринимательской деятельности приблизили Ла Торре к Казалези, которые дали клану возможность сотрудничать с ними, сохраняя автономию. Имя Август босс получил не случайно. Первенцев в семье Ла Торре по традиции называли именами римских императоров. Но в данном случае историю повернули вспять: на самом деле сначала правил Август, а за ним уже Тиберий, тогда как отец Августа Ла Торре носил имя Тиберий.

Виллу Сципиона Африканского неподалеку от озера Патрия, сражения Ганнибала за Капую, непоколебимую мощь самнитов, первых европейских воинов, наносивших серьезные удары римскому войску и скрывавшихся в горах, — семьи из этого района воспринимали как часть местной истории, как предания о далеком прошлом, к которому они сами тоже принадлежали. Помимо помешательства кланов на истории, бытовало представление о Мондрагоне как о родине моццареллы. В детстве отец часто отправлял меня туда объедаться сыром. Определить производителя самой вкусной моццареллы невозможно, у каждой получается разный запах: у моццареллы из Баттипальи он сладковатый и легкий, из Аверсы — соленый и густой, из Мондрагоне — чистый и прозрачный. Мастера-сыровары из Мондрагоне знают способ проверки качества сыра. Если моццарелла оставляет во рту послевкусие — «дыхание буйволицы», как его называют крестьяне, — то это лучшее доказательство. Если же, проглотив кусочек, ты так и не почувствуешь запах буйволицы, продукт никуда не годится. Мне всегда нравилось гулять по пристани в Мондрагоне. Каждое лето, пока ее не разрушили, я ездил туда по многу раз. Лизнувший море бетонный язык, к которому должны были пришвартовываться лодки. Его никогда не использовали по назначению.

Мондрагоне неожиданно стал целью для всех жителей Казерты и района осушенных понтийских болот, желающих эмигрировать в Англию. Они хотели воспользоваться шансом и наконец-то уехать подальше, но не для того, чтобы стать официантом, посудомойкой в «Макдоналдсе» или барменом, получающим зарплату в кружках темного пива. В Мондрагоне отправлялись за полезными знакомствами с нужными людьми, в надежде получить льготное жилье, понравиться владельцам кафе и баров и быть милостиво ими принятыми. Тут можно было найти людей, готовых взять тебя на работу в страховое агентство или агентство по продаже недвижимости, и даже простые батраки, имея связи, могли рассчитывать на по-настоящему достойные контракты. В конце 90-х годов Мондрагоне стал дверью в Великобританию. Имея здесь хотя бы одного друга, ты мог надеяться, что тебя наконец-то оценят по достоинству и без чьих-либо рекомендаций. Такое случается крайне редко, а в Италии вообще невозможно, особенно на юге. Чтобы тебя принимали и ценили только за то, кем ты являешься на самом деле, обязательно нужна чья-то протекция, которая если и не даст тебе абсолютного преимущества, то хотя бы привлечет внимание. Действовать без покровителя — все равно что оказаться без рук и без ног. Ты ощущаешь свою ущербность. В Мондрагоне же просто собирали резюме, а потом думали, кому их отправить в Англию. Конечно, талант имел значение, и то, как ты его преподносил, тоже. Но это распространялось исключительно на Лондон и Абердин, в Кампании все было совсем иначе.

Однажды мой друг Маттео принял решение оставить родные края раз и навсегда. Отложил немного денег, получил диплом с отличием, стоивший ему немалых трудов, и понял, что больше не в состоянии разрываться между стажировками и работой на стройках, позволявшей зарабатывать на жизнь. Он знал имя нужного человека, готового помочь ему попасть в Англию, а потом еще и организовать там сразу несколько собеседований. Я пошел вместе с ним. Мы провели несколько часов на пляже, ожидая нашего помощника. Дело было летом. Во время отпусков на пляжи Мондрагоне стекаются все жители Кампании, которые не могут позволить себе отдых на Амальфитанской Ривьере или аренду виллы на море и поэтому катаются туда-обратно между своим домом и побережьем. Вплоть до середины 80-х годов моццареллу продавали в деревянных емкостях, полных горячего буйволиного молока. Купальщики вылавливали сыр прямо руками, окуная их в молоко, и дети, прежде чем откусить кусочек от белой массы, облизывали держащие ее пальцы, солоноватые на вкус. Постепенно торговля моццареллой сошла на нет, не выдержав конкуренции с солеными баранками и кокосовыми хлопьями. Наш друг опоздал на два часа. Наконец он появился, загорелый, в одних лишь крошечных плавках, и объяснил, что слишком поздно сел завтракать, поэтому слишком поздно пошел плавать и слишком поздно смог обсохнуть. Это он так извинился. В общем, виновато было солнце. «Контакт» отвел нас в турагентство. И всё. Мы думали, что пришли на встречу с таинственным посредником, а оказалось, он должен был лишь сопроводить нас в агентство, выглядевшее довольно плачевно. Никаких россыпей красочных проспектов. Настоящая дыра. Но воспользоваться нужными нам услугами можно было только при наличии необходимых знакомств в Мондрагоне. Простой человек со стороны обнаружил бы здесь обычное туристическое агентство. Совсем молоденькая девушка взяла у Маттео резюме и сообщила нам ближайшую дату вылета. Его собирались отправить в Абердин. Девушка протянула список с названиями фирм, куда следовало обратиться по поводу трудоустройства. За небольшую доплату агентство само договорилось с менеджерами по подбору персонала о собеседованиях. Эта контора работала как часы, в отличие от многих других. Через два дня мы сели на самолет, летящий в Шотландию, — самый экономичный и быстрый вариант для тех, кто покидает Мондрагоне.