Горе от ума? Причуды выдающихся мыслителей - Рудольф Баландин

Говоря о Великой французской революции, историк Жюль Мишле отметил: «Вопреки бытующей вздорной версии, вожаки эпохи Террора вовсе не были людьми из народа: это были буржуа или дворяне, образованные, утончённые, своеобычные, софисты и схоластики».

Бунтари, отвергающие существующий строй, государство и даже бытие Бога, обычно были интеллектуалами и/или аристократами. В эпоху Просвещения наиболее смелые мыслители преодолели наследие средневекового религиозного мировоззрения – чувство рабской зависимости от высших сил.

Свобода мысли, избавленной от «гипотезы Бога», предопределила быстрое развитие наук о природе и обществе. Теперь, оставшись наедине с природой, человек вынужден был всерьёз задуматься о смысле своего существования.

Прежде достаточно было сослаться на волю богов или единого Бога, и вопрос был исчерпан. Отвергнув Владыку Вселенной или оставив ему привилегию Творца и первопричины сущего, человеческая личность лишилась духовной опоры «свыше», ощутив себя центром Мира и покорителем природы.

В таком контексте «человек» – философская категория; либо символ человечества, либо абстрактной личности, типового представителя данного биологического вида. Понятие «природа» тоже весьма условное и подразумевает, по сути, отдельные территории, где хозяйничают сообщества людей. Ведь всю земную природу человек покорить не может уже потому, что является её частью.

Ну а как быть с конкретным индивидуумом, с каждым из нас? Только в бреду можно считать себя покорителем стихий. Каждый из нас – лишь крохотная клеточка общественного организма, малый винтик механизма государства. Неужели в этом смысл нашего личного существования? Это же нелепая роль функции, детали, срок жизни которой недолог, бытие сопровождается страданиями, а там и уход в небытие.

Шопенгауэр по-своему выразил эти мысли, смиренно избрав жизнь заурядного обывателя и видя исход в надежде слиться с Высшим Разумом, в единство личной и мировой души (Атман=Брахман).

Одним из наиболее ярких мыслителей-анархистов, восставших против закабаления личности государством, религией, научными догмами, философскими императивами, вековыми предрассудками и традициями, был Фридрих Ницше.

Феномен его принято считать уникальным явлением на фоне общего подъёма культуры, в особенности литературы и науки в ХIХ веке. Он был странным и противоречивым: человек физически болезненный призывал к отказу от сострадания и презрению к слабым и больным.

Его нетрудно подозревать в мании величия. Вот главы из его последней работы «Ессе Номо», оставшейся незавершённой из-за резкого обострения психической болезни автора: «Почему я так мудр», «Почему я так умён», «Почему я пишу такие хорошие книги», «Почему являюсь я роком».

Последнее утверждение оказалось пророческим. Так же как его обращение к будущему: «Тогда откроют мои книги, и у меня будут читатели. Я должен писать для них, для них я должен закончить мои основные идеи. Сейчас я не могу бороться – у меня нет даже противника».

Его идеи в конце ХIХ века стали входить в общественное сознание европейцев, вдохновляли националистов, а затем отозвались мощным социальным взрывом германского фашизма.

Логичен вывод: больное общество вполне естественно восприняло мысли физически и психически больного философа. Но это верно лишь отчасти. «Ницшеанство» возникло раньше Ницше, идеи которого полезно осмысливать в контексте его предшественников.

Он мнил себя одиноким мыслителем, и таким его обычно считают. Хотя он многим был обязан своему времени. Его судьба, подобно судьбе Байрона, в немалой степени определялась болезнью. Идеи, которые воплотил в своей жизни Бакунин, для Ницше оставались теорией.

Итак, познакомимся с его незаурядными предшественниками.

Джордж Ноэл Гордон Байрон (1788–1824) с младенчества был хром. По этой причине предпочитал одиночество. Узнав, что падший ангел света Люцифер, свергнутый с небес Богом, повредил ногу, счёл себя тоже отмеченным печатью проклятия свыше. И стал бунтарём.

Байрон унаследовал от двоюродного деда титул лорда и поместье. Окончив Кембриджский университет, путешествовал по Ближнему Востоку и Южной Европе. Вернулся в Англию сторонником освобождения народов и человеческой личности – вплоть до восстания против Бога. Свои чувства и мысли воплотил в поэмах «Гяур», «Паломничество Чайльд Гарольда», «Лара», «Корсар», «Осада Коринфа». Создал образ бунтаря, разочарованного в цивилизации и буржуазных ценностях.

Некоторые его чудачества граничили с безрассудством. Рискуя жизнью, в 1810 году он в одиночестве переплыл залив Дарданеллы. По тем временам это был рекорд. Он доказывал свою физическую полноценность самому себе.

Как член палаты лордов Байрон поддержал луддитов, протестовавших против внедрения машин в производство и безработицы. В Швейцарии написал героические поэмы «Манфред», «Каин». В Италии присоединился к национально-освободительному движению карбонариев. Когда заговор был раскрыт, переехал в Грецию, где участвовал в борьбе против турецкого владычества. Посмертно был удостоен высокой почести: тело его перевезли в Англию и похоронили в Вестминстерском аббатстве, где находятся могилы великих деятелей культуры.

Творчество и образ Байрона воздействовали на современников и последующее поколение. Парадоксально: он не был разочарованным пессимистом, как байронисты (как не был дарвинистом Дарвин, марксистом – Маркс). Гений не укладывается в прокрустово ложе узкого направления. «По моему убеждению, – писал Байрон, – нет выше поэзии, чем поэзия, проникнутая этическим началом; как нет на земле ничего достойнее правды, в основе которой лежат высокие нравственные принципы».

Он стремился к правде, искренности, осмысленности, а салонный «байронизм» быстро выродился в нечто прямо противоположное. В этом, конечно, не вина поэта, а беда общества.

Байрон вступил в ряды борцов за свободу. Восстание против несовершенства Мира обречено на провал; остаётся бунт личности за свою духовную свободу, за справедливость и человеческое достоинство.

Сознание непостижимости бытия дает надежду на то, что наши труды и страдания не напрасны, и есть скрытый смысл в нашем скоротечном существовании. Как писал Байрон (перевод Константина Бальмонта):

Подлинный байронизм, а не театральный воспринял и воплотил Михаил Александрович Бакунин (1814–1876). Его отец, помещик, одно время примыкавший к декабристам, пытался освободить своих крестьян. Детей воспитывал в европейском духе.

Михаил, окончив Артиллерийское училище в Петербурге, недолго служил офицером и вышел в 1835 году в отставку. В Москве познакомился с Герценом, Станкевичем, Белинским. Чёткость мысли и ясность изложения отличали его первую статью «О философии» (1840). За границей он изучал философию в Берлинском университете, где преподавал Шеллинг. Бакунина увлекла мечта о героических свершениях, об освобождении личности от власти государства и церкви, от экономического рабства.