След Бешеного - Виктор Доценко

— Не могу такого представить, — честно признался Брюс.

— Тогда тебе придется утешаться тем, что мне теперь стыдно за то, что я немного ловчил, когда мы имели с тобой общие дела.

— Ты меня обманывал? Не может быть! Все документы о наших с тобой операциях я сам всегда проверял досконально!

— Ты мне никогда не верил, старина Брюс, не веришь и теперь. Хочешь, забирай монеты, только быстро, пока я не передумал.

С этими словами Широши бросил Брюсу мешочек, который тот с удивительной ловкостью поймал, после чего буквально одним движением подхватил два десятка монет, лежавших на столе, и ссыпал их в мешочек.

Уже на пороге он уныло попросил:

— Лейба, ну скажи-таки правду?

— Брюс, у меня всегда есть право передумать. Поспеши, — с этими словами Широши позвал Рама. — Проводи, пожалуйста, мистера Рубинстайна до его яхты… Рад был тебя повидать, Брюс. Поболтал бы еще, но годовые балансы моих многочисленных фирм взывают о внимании…

Несмотря на неожиданный улов старинных золотых монет, Брюс, возвратившись на яхту, чувствовал себя угнетенным и утомленным. Болела голова. Его личный врач, получавший в пять раз больше упомянутого повара, померил давление и снял кардиограмму: все было в норме.

Врач предположил, что плохое самочувствие — результат того, что он с утра ничего не ел. Брюс плотно пообедал, но неприятные ощущения не проходили.

Примерно через час после того, как очертания острова скрылись за горизонтом, этот дряхлый и не слишком здоровый старик почувствовал себя будто заново рожденным. Голова была ясной и светлой. Гнет, который он нес на своих плечах не одно десятилетие, внезапно улетучился.

«Неужели этот старый пройдоха не соврал про Шакала?» — промелькнуло у Брюса. Рубинстайна посетило давно забытое чувство необычайной свободы и покоя. «Да пропади они пропадом все: этот зануда Лайн, со своими угрозами, этот неотесанный и наглый болван Можаев со своими счетами, Лейба, с его вечными шутками… «, — с каким-то новым отчаянным весельем подумалось ему.

Он вынул мощную лупу и принялся с восхищением разглядывать ставшие его собственностью монеты. Подарок Лейбы Гурвица, а под таким именем Рубинстайн много лет знал Широши, радовал его, как ребенка…

Ростовский, взвесив все «за» и «против», подчиняясь своему дерзкому характеру, решил напрямую выйти на Аркана и в лоб забить с ним «стрелку». Из разных источников Андрею стало известно, что Аркан может собрать до трех десятков хорошо вооруженных боевиков, многие из которых побывали в горячих точках: одни воевали в Приднестровье, другие участвовали в грузино-абхазском конфликте, а некоторые прошли большую школу операций в Чечне.

Противопоставить им Ростовский, учитывая людей Ушбы, мог чуть более двадцати человек. Казалось, силы неравные, но Ростовский — тонкий психолог, рассчитывал на то, что банда Аркана, хотя и состояла из профессиональных боевиков, тем не менее не являлась сплоченной группой, объединенной узами товарищества, и, скорее всего, в кучу они сбились исключительно из-за денег, иными словами, представляли собой обыкновенных наемников.

А пацаны, окружавшие Ростовского и Ушбу, были настолько проверены в различных, самых экстремальных ситуациях, настолько были Повязаны кровью, что любому из них и Ростовский и Ушба могли без колебаний доверить собственную жизнь.

Номер личного мобильного телефона Аркана Ростовскому помог получить все тот же знакомый подполковник с Петровки, однако, сообщая его, попросил ни в коем случае не ссылаться на него. И голос его звучал весьма беспокойно.

Ростовский немедленно позвонил по добытому телефону.

— Да, кто говорит? — нелюбезно пробасил мужской голос.

— Я могу поговорить с Арканом? — спросил Андрей.

— Кто им интересуется?

— Это я ему самому скажу! — стараясь сдерживать себя, ответил Ростовский.

— Хорошо… — Слышно было, как басовитый голос позвал: — Аркан, это тебя!..

— Кто? — последовал вопрос.

— Не знаю, хмырь какой-то! Сказал, сам тебе назовется…

— Аркан слушает! Кто говорит? — Голос мерзавца был самоуверенный и наглый.

— Ростовский! — гордо произнес Андрей. — Слышал о таком?

— Допустим… Что дальше?

— Тебе не кажется, что нам пора побеседовать?

— О чем?

— Сам знаешь о чем! — Как ни пытался Андрей сдерживаться, но наглый тон Аркана начал его раздражать.

— Никак «стрелку» хочешь забить?

— А ты что ругаешься? — усмехнулся Ростовский. — Или очко заиграло?

— У меня? — по интонации Андрей понял, что попал в его больное место. — Назначай: где, когда?

— Давай за Домодедовом… Там карьер есть… Знаешь его?

— Ну…

— Сегодня, у этого самого карьера в пять вечера — устроит?

— Вполне!..

— Значит, до встречи!..

— Ага, до встречи… — подтвердил Аркан и с какой-то затаенной угрозой добавил: — Ростовский…

Положив трубку, Андрей задумался: что-то ему не понравилось в интонации последней фразы Аркана. Сейчас одиннадцать часов утра, и до пяти часов вечера времени более чем достаточно. Почему так легко согласился Аркан? Потому что времени достаточно, чтобы подготовить ловушку и перестрелять всех его пацанов? Вряд ли! Не такой он придурок, чтобы не понимать, что коль встречу назначает противник, то все досконально продумано. Тогда отчего он злорадствовал? Судя по собранной информации, Аркан хоть и трусоват по природе, однако хитрости ему не занимать. Благодаря своей хитрости ему и удалось отправить на тот свет стольких уважаемых братков.

Размышления Ростовского прервал звонок его мобильника.

— Привет, Андрюша! Это Костя Рокотов!

— С приездом, приятель! — Кому-кому, а Костику он был искренне рад. — Давно из Штатов?

— Вчера ночью прилетел. Я слышал, что ты потерял несколько своих хороших пацанов. Прими мои соболезнования.

— Спасибо, — с грустью ответил Ростовский.

— И как ты думаешь спросить за них?

— Хочу им бошки поотрывать, вот как!

— И уже придумал как?

— Только что базарил с Арканом: «стрелку» ему забил.

— Что-то в твоем голосе не слышно обычной уверенности, — заметил Константин.

— Сил у него многовато…

— Можно подумать, что тебя это когда-нибудь останавливало. — Константин рассмеялся. — Мне кажется, что тебя что-то другое гложет…

— Сам не знаю что… — признался Ростовский, — вроде и на «стрелку» Аркан согласился, и против места не возражал…

— Тогда что?