Иван-царевич и С. Волк. Жар-птица - Светлана Багдерина

— Нет. Он не хотел ее поцеловать. Точнее, это не он хотел ее поцеловать. Он про нее только вчера вечером первый раз услышал.

— Значит, это вы хотели? — не прекращала расспросы хозяйка.

— Не было печали! — сплюнул Серый.

— Молодой человек, в обществе незнакомых пожилых дам воспитанные молодые люди не должны плеваться, — осуждающе покачала головой старушка.

— Так в чем же дело! Давайте познакомимся! — встрепенулся Волк. — Меня зовут Сергий, прозвание мое Волк, а призвание — бродяга. Но друзья называют меня просто сэр Вульф. А это — царевич Иван Лукоморский, и этим все сказано, — и он сделал что-то среднее между реверансом и книксеном в лучших традициях мюхенвальдского двора.

Старушка то ли неодобрительно поджала губы, то ли попыталась скрыть улыбку.

— Меня зовут мадам Баунти, друзья называют меня тетушкой, а по призванию я — фея.

В мозгу Серого при этом слове тут же звякнул тревожный колокольчик, и разбойник подозрительно покосился на новую знакомую.

— Это какая фея? Одна из тех, поди, еще?

— Одна из каких? — так же подозрительно прищурила левый глаз тетушка Баунти.

— Из тех. Которые эти. Да, поди, еще, та, — пояснил Волк.

— Из тех, которые эти, какие те? — уточнила фея.

— Не те, которые те, а те, которые эти, — любезно разъяснил Сергий.

— Те, которые эти, не могут быть этими, особенно из тех.

— Из тех эти как раз те.

— Как вы могли такое подумать!

— А что? — смутился Волк. — Когда тут такое рассказывают…

— От кого вы вообще услышали эту историю?

— От пострадавшего, конечно. От принца Орландо.

— Орландо?.. Бедняжка… Я надеюсь, ему уже лучше.

— По-моему, ему уже никак.

— То есть как — никак? — снова недопоняла фея.

— То есть никак никак. Последний раз я его видел, когда он пытался добраться до своей принцессы.

— Ну, после этого я его вынесла из заколдованного леса живого, хотя и не совсем здорового — никогда бы не подумала, что он зайдет так далеко. Очень настойчивый молодой человек, этот Орландо.

— Из леса? Как он там оказался? Они же с Иваном залезли на самый верхний балкон самой высокой башни. Что он делал в лесу-то?

— С Иваном? Балкон? Башня? Юноша, что вы говорите — какой Иван, какой балкон — это было вчера — у меня не склероз еще — и он был один и полез в заколдованный лес, чтобы попасть в замок, а не наоборот!

— Бабушка…

— Тетушка, с вашего позволения, молодой человек.

— Да, тетушка. Я помню. Ну, так вот, бабушка. Не далее, как вчера мы нашли его в лесу. В простом. И не далее, как сегодня утром они с Иваном-царевичем с ковра-самолета спустились на балкон спальни принцессы. Вернулся один Иван, который с тех пор не может проснуться. Орланду я больше не видел. И если вы к этому…

— Он был внутри?! — подпрыгнула тетушка Баунти как ужаленная. — Скорее в дом!

Быстрей! Если еще не поздно!!!

Иванушке снилось, что пахло ванилью и корицей. Что лежал он на матрасе из бисквита с прослойкой из вишневого варенья и укрывался огромными блинами, а над головой его, под низким потолком из горчичных сухарей, висела большая груша, которую почему-то нельзя было скушать, а вокруг нее вились изюмрудные козявки. Над ним то и дело склонялась старушка из черного и белого шоколада с апельсиновой начинкой и поила и обрызгивала его чем-то, что по вкусу и запаху напоминало Ивану глубокое детство, осеннюю ярмарку и заморских гостей с их сладкими улыбками, речами и яствами, название каждого из которых — сказка странствий… При этом шоколадная бабушка приговаривала шепотом, делая певучее ударение на каждом загадочном слове: «Кориндер! Фенугрик! Турмерик! Кумин! Блепепер! Репепер! Бейлиз! Целери! Нутмег! Кловес! Онион! Гингери!..» А потом еще раз… и еще… и еще… и еще… И вот уже царевич невольно повторяет за ней: «Целери! Нутмег! Кловес! Онион! Гингери!..»

А вот и без Серого тут не обошлось… Интересно, а он в этом сне из чего сделан? Судя по цвету лица — наверное, из халвы… Он как-то непонятно смотрит на Иванушку и сосредоточенно повторяет за смешной старушкой: Гингери… Кориндер…Фенугрек… Финугрик… Фингурик…

Ну, вот… Всю песню сбил…

— Фенугрик, — нетерпеливо подсказывает ему Иван. — Турмерик.

И тут отрок Сергй окончательно испортил песню.

— ПРОСНУЛСЯ!!! — взревел он как медведь, проглотивший вместе с медом пчелу. — ОН ПРОСНУЛСЯ!!!

— Ну естественно, так орать — мертвый проснется, — недовольно, сонным еще голосом пробурчал царевич, все же стараясь поймать невесомую паутинку ускользающего волшебного сновидения.

Взгляд Серого стал странным:

— Не проснется.

— Это троп такой. Фигура речи, — поспешил пояснить Иван, ругая себя, что забыл о том, что стилистические приемы для отрока Сергия — территория нетоптаная.

— Фигура у нас тут одна, Иван-царевич. И это — ты, — Волк заботливо поправил под спиной царевича подушку, пахнущую малиновым желе. — Садись, давай, да речь сказывай — что у вас там с Орландой в этом замке случилось. Нашли вы эту… как ее… Ну, принцессу, то есть, как ее там…

— Оливию, — подсказала тетушка Баунти.

— Оливию… — повторил, как завороженый, Иван, и только теперь понял, что по-настоящему проснулся.

— Оливию…

— Да, Оливию, Оливию! Так нашли, или нет? Что там произошло-то? Где Орландо? Где принцесса? Сказывай, не тяни!

— Нашли мы ее быстро, — озадаченно пожал плечами Иван. — Но что произошло дальше — я не понял… Принцесса Оливия лежала в большом зале на помосте, в руках ее было зажато то самое веретено, которым она укололась, то есть, мне так кажется, что это должно быть оно, а вокруг ее ложа, на коврах, спали король, королева, придворные и стража… Все так, как я себе и представлял. Увидев свою возлюбленную, Орландо обрадовался до безумия…

«То есть, остался равнодушным,» — проворчал Волк.

— …и, вихрем взлетев на помост, преклонил перед ней колени. Как он был счастлив в эту минуту!.. На вершине блаженства! Он долго шептал ей нежные слова, робко взяв принцессу за руку, а потом трепетно склонился над ней, и их уста соприкоснулись.

«Поэт!» — грязно выругался Серый.

— Но что произошло потом, осталось для меня загадкой, и даже сейчас тщусь я понять скудным разумом значение сцены, предо мной развернувшейся, — Иван нервно отхлебнул какао со сгущенкой из любезно подсунутой ему под руку заботливой тетушкой Баунти кружки. — Как только Орландо поцеловал принцессу Оливию, она очнулась ото сна, обняла его, но, открыв глаза и увидев его лицо, изо всей силы оттолкнула его от себя, как если бы это был прокаженный, или призрак.