Фарамунд - Юрий Никитин

— Приведите их жреца! — взмолился оноднажды. — Я приму их веру... я приму любую веру, только бы боги незабирали!.. Я отдам душу хоть богу, хоть демонам, но только пусть она живет ирадуется солнышку!..

К его плечу прижималось мягкое плечо верной Клотильды. Обанеотрывно смотрели на исхудавшее лицо Лютеции, у обоих по щекам катились слезы.

В деревнях уже знали от посланных вперед всадников, что ихрекс отбил светлую Лютецию, выбегали навстречу, приносили свежий хлеб, сыр,молоко. Главы общин по своей доброй воле выделяли свежих коней, но за двоесуток до бурга сильные парни уже выпрягли коней, подхватили легкую повозку наплечи и понесли быстрым мягким шагом.

Фарамунд, как слепой, шел следом. За ним неотрывно следоваликрепкие, как быки, старшие братья Вехульда: Тронт и Агахильд, которых он вызвализ родной деревни. Рексу на глаза старались не попадаться, но сами за нимследили неотрывно — у обоих был строгий наказ от Громыхало: следить захозяином, особенно за его руками. Чтобы он, обезумев, не сделал себе какоговреда, вдруг с Лютецией станет совсем худо.

В последней деревне, что попалась на пути, народ высыпалнавстречу. Все с болью и жалостью смотрели, как парни бережно несут почтиневесомую повозку, наперебой зазывали к себе отдохнуть, переночевать, совали вруки свежий хлеб, головки сыра, ломти еще горячего, истекающего пахучим сокоммяса.

Фарамунд, как сквозь толщу воды, слышал злые выкрики,проклятия по адресу Савигорда и всего его проклятого рода. Все жалели, чтоубить его удалось только раз, а нельзя достать из ада и убивать снова и снова.

Лютеция истаивала, жизнь уходила по капле. Но временамилихорадочный румянец окрашивал ее желтые впавшие щеки, она открывала глаза.Взгляд ее был невидящим, но Фарамунд вскрикивал от счастья.

— Уже скоро, — молил он. — Уже скачут к тебелучшие лекари!.. Продержись еще чуть!.. Неужели ты так жестока, что не хочешьувидеть дядю Тревора и Редьярда, которые тебя так любят? Неужели не хочешь датьим тебя увидеть?

Теплая ладонь коснулась его плеча:

— Хозяин, она не слышит.

Клотильда исхудала сильнее Лютеции, нос тоже заострился, аглаза валились. Она не спала ни днем, ни ночью, прислушивалась к дыханиюгоспожи.

— Слышит, — возразил Фарамунд. — Она должназнать, что... что нельзя нас так обижать!..

Лютеция лежала неподвижно. На миг ему показалось, что онауже умерла. Отчаяние охватило его с такой силой, что он закричал как раненыйзверь, с губ сорвались бессвязные слова:

— Я отыскал тебя в этом диком краю!.. Я уничтожил твоихобидчиков... но для того ли, чтобы засыпать тебя холодной землей? И навекиукрыть от людских глаз, от теплого солнышка?

По всему лагерю люди останавливались, прислушивались кстрашному крику отчаявшегося человека. У кого-то из рук повалились дрова, укого-то выпала дичь.

Жрец обходил лагерь, жег палочки из драгоценного дерева,отгонял смерть. Воины сидели у костров хмурые, подавленные. Все были наслышаныо доброте Лютеции, ее кротком нраве, незлобивом характере, все любили ее, икаждый страдал в бессилии, что ничем не может помочь.

Когда в полдень они вышли из леса, перед ними раскинуласьдолина, что показалась бескрайней. Почти на горизонте виднелся крохотнаякрепость. Фарамунд вздохнул с облегчением. Вот он, Люнеус! Всего одинпереход...

От носилок, в которые превратилась повозка, донессяобрадованный вскрик Клотильды:

— Мой господин! Скорее сюда!

Фарамунд в мгновение ока оказался перед носилками. Лютециялежала с открытыми глазами. Солнечный свет падал ей на лицо. Фарамундупочудилось, что губы пытаются раздвинуться в улыбке.

— Лютеция, — прошептал он, не веря глазамсвоим. — Ты... ты видишь меня?

— Фарамунд, — послышался легкий вздох.

— Я, — сказал он дрожащими губами. — Это я.Сейчас приедут твой дядя и Редьярд...

— Фарамунд, — повторила она едва слышно. —Фарамунд... Ты все-таки меня нашел.

— Я нашел, — повторил он торопливо. — Ибольше никому-никому не отдам.

Ее губы, в самом деле, слегка дрогнули в улыбке. В глазахпоявился слабый блеск.

— Я говорила им... Говорила, что ты все равнопридешь... И заберешь меня...

— Я это сделал, — вырвалось у него. Слезы стояли вгорле. — Теперь у тебя есть свои бурги, земли, есть все, чтобы жить отнынев безопасности.

— Фарамунд, — услышал он едва слышное, — тытеперь... никогда меня не оставишь?

Он задохнулся от ликования и от той бури, что вызвали ееслова.

— Я?.. Да разве я... Да я разве... Лютеция!.. Я всегдабыл... Отныне и вовеки...

— Не оставляй меня, — послышался затихающий шепот,похожий на шелест пролетевшего веерка. — Только не оставляй меня... Мнестрашно!

Из его груди вырвался стон:

— Да что ты говоришь? Оставить тебя? Я все на светеоставлю, но только... Лютеция! Лютеция! Лютеция!!!

— Фарамунд... я тебя люблю...

Со стороны далекого бурга росло пыльное облако. Заблисталижелезные доспехи, бляшки на конской узде. Во главе отряда конных воинов нессяна быстром коне ликующий Редьярд.

Фарамунд вскричал:

— Лютеция!.. Подожди!.. Не уходи! Вон скачет твойРедьярд! С ним все лекари мира...

Она вздохнула, веки медленно опустились на ее чистыенебесные глаза. Лицо было спокойным, на губах осталась легкая улыбка. Даже неулыбка, а намек на нее. Выражение было светлым, чистым, исполненным невинностии благородства.

Он вскричал, упал головой на ее холодеющие ноги. Тело егосотрясалось от бурных рыданий. По сторонам возникали чьи-то тени, звучалиголоса. Он услышал запах трав, цветов, аромат настоек. Сильные руки попыталисьподнять, он яростно забарахтался, его оставили, но те же или другие рукиторопливо отстегнули с пояса ножны с мечом.

Из бурга навстречу высыпал народ. Слуги, которых прислалаЛютеция, шли с плачем и громкими криками. Мужчины, не зная, как выразитьскорбь, яростно били рукоятями мечей в щиты, а женщины вопили жалостливымиголосами, причитали, голосили.

Тревор вышел из ворот, лицо его было темнее грозовой тучи.За его спиной на хмуром коне сидел сгорбившийся Вехульд. Фарамунд деревяннымишагами пошел навстречу Тревору, вскинул голову к небу, закричал с неистовством:

— Что?.. Что я не так сделал?.. Я прошел все земли,отыскал, отбил, привез ее домой!.. Что я не так сделал?.. Почему? Почему еезабрали?

Тревор молча обнял, Фарамунда трясло, ему хотелось умереть,исчезнуть, не быть на свете. Крупные руки Тревора вздрагивали. Фарамундчувствовал, как дрожат пальцы старого воина, а грудь ходит ходуном.