22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война? - Марк Солонин

Что все это значит? Почему обязанности командира корпуса выполняет полковой комиссар? И как это на должности врио начальника штаба не то танковой дивизии, не то целого мехкорпуса оказался старший ЛЕЙТЕНАНТ? Где же в эти дни были майоры, подполковники и настоящие полковники?

Это все форма. Не будем зря придираться к форме, перейдем к содержанию. Как уже было отмечено выше, главная ударная сила корпуса, 41-я танковая дивизия ушла с основного операционного направления, с автострады Владимир-Волынский — Луцк — Ровно, в лесисто-болотистый район Ковеля. После гибели Кондрусева дивизия фактически перешла в распоряжение командира 15-го стрелкового корпуса, выдвиженца Жукова полковника И.И. Федюнинского. В своей книге «День-М» В. Суворов с восхищением пишет об этом полковнике, который летом 1941 г. командует генералами. А ведь это еще только скромное начало! 8 октября 41 -го года генерал-майор Фе-дюнинский принимает из рук генерала армии Жукова командование целым фронтом, да еще каким фронтом — Ленинградским! Правда, через 18 дней этот блистательный карьерный рост покатился под гору, и на завершающем этапе Великой Отечественной войны генерал Федюнинский ушел в тень.

А в июне 1941 г. полковник Федюнинский распорядился оказавшейся в его руках мощной танковой группировкой точно так, как командующий 23-й армией П.С. Пшенников распорядился 10-м мехкорпусом на Карельском перешейке (читатель еще помнит часть 1?). Дивизию тут же разорвали на отдельные полки, батальоны, танковые роты, которым поручалось то рыскать по заболоченному лесу в поисках несуществующих немецких «десантов», то охранять штабы, то прикрывать отход 15-го СК от Ковеля в дебри Полесья.

На первой же странице «Описания боевых действий 41-й танковой дивизии» читаем:

«...23.00 23.6.41 назначена рота танков из батальона капитана Кулакова для борьбы с 8 самолетами, приземлившимися в районе Новоселки. (Это как? Танки для борьбы с самолетами? — М.С.) Проездив всю ночь, капитан Кулаков ни десанта, ни самолетов не нашел...

В 17.00 24.6.41 по распоряжению командира 15-го стрелкового корпуса совместно с 45-й сд рота танков атаковала в направлении Любомль и потеряла 3 танка. Атака проходила без поддержки пехоты...»

Вы тут что-нибудь понимаете? Рота атаковала совместно с дивизией (моська со слоном), но при этом слона-то и не было? А вот описание этого же эпизода из монографии Владимирского: «...в 14.30 24 июня 15-й стрелковый корпус силами введенного в бой корпусного резерва — 104-го стрелкового полка — совместно с 61-м стрелковым полком 45-й стрелковой дивизии при поддержке бронепоезда и роты танков 41-й танковой дивизии контратакой отбросил противника из Любомля». Так что же было на самом деле: успешная, мощная, организованная атака пехоты и танков, или... Далее в тексте нет никаких упоминаний о БОЕВЫХ потерях танков, но вдруг появляется фраза: «После всех этих операций из 116 танков осталось 9 штук». Что значит «из 116 танков»? К началу боевых действий в 41-й танковой дивизии было не 116, а 415 танков (по данным Владимирского, так и еще больше — 425). Куда же вся эта бронированная армада подевалась?

Вернемся снова к «Описанию боевых действий...»:

«...в период отхода частей 15-го ск распоряжением начальника гарнизона (какого гарнизона? какой он «начальник» для танковой дивизии? — М.С.) 5 танков KB были взорваны». Вы думаете, это легко — взорвать 52-тонную стальную черепаху? Гораздо проще было бы слить с них солярку, зарыть в землю и использовать как готовый, мощный, неуязвимый для полевой артиллерии противника ДОТ.

Блуждая по лесам и болотам, остатки тающей, как туман на рассвете, 41-й танковой дивизии только к концу июня соединились с основными силами 5-й армии. И так уж получилось, что именно 41-я тд поставила последнюю точку в истории танкового сражения на Западной Украине. Но об этом — позднее.

Две другие дивизии 22-го мехкорпуса (19-я тд и 215-я мд) дислоцировались перед войной в г. Ровно. Совершив ночной марш, они вышли к утру 23 июня в район Луцк — Киверцы. В соответствии с решением командования Ю-3. ф. 22-й МК должен был совместно со 135-й стрелковой дивизией и при поддержке 1-й ПТАБ контратаковать противника у г. Владимир-Волынского на рассвете 24 июня.

Дальнейший ход событий не вполне ясен. Из воспоминаний Москаленко следует, что 23 и 24 июня 1-я ПТАБ вела ожесточенные бои с наступающими вдоль шоссе на Луцк немецкими танками БЕЗ какого-либо взаимодействия с частями 22-го МК. К утру 24 июня бригада удерживала рубеж у местечка Торчин (25 км западнее Луцка).

С другой стороны, из монографии Владимирского следует, что «19-я танковая дивизия к утру 24 июня еще не прибыла на исходный рубеж, и поэтому контрудар, назначенный на 4 часа 24 июня, был перенесен на более поздний срок... Подошедшая в 13 часов 24 июня в лес севернее Шельвува 19-я тд имела в своем составе всего 45 исправных танков Т-26 и 12 бронемашин... в 14 часов 24 июня во взаимодействии со 135-й стрелковой дивизией 19-я тд атаковала противника в направлении Пасека, Войница (а это — на 25 км восточнее рубежа обороны 1-й ПТАБ у Торчина. — М.С.) ...В 17 часов 24 июня противник, введя в бой танки, вновь атаковал 135-ю стрелковую и 19-ю танковую дивизии... В итоге двухчасового боя 19-я танковая дивизия, потеряв большую часть своих танков, а 135-я стрелковая дивизия и 1-я артиллерийская противотанковая бригада — значительное количество личного состава и матчасти артиллерии, начали отходить на рубеж в 12—16 км западнее Луцка...» [92]

Совместить эти два описания боев на шоссе Владимир-Волынский — Луцк сложно. Автор склонен скорее поверить Москаленко, который был и живым свидетелем, и главным действующим лицом этих событий. Скорее всего, 1-я ПТАБ и 19-я тд действовали по отдельности, причем в районе Войницы днем 24 июня ударная группа из 19-й тд и 135-й сд могла встретиться только с частью сил немецкой 14-й танковой дивизии, так как главные силы 14-й тд в это время пытались прорваться через оборону бригады Москаленко в пригородах Луцка, т.е. были значительно западнее Войницы.

Единственное, что не вызывает сомнения, — это трагический результат встречного танкового боя у Войницы. Предоставим слово маршалу Рокоссовскому:

«..к вечеру 25 июня на КП нашего корпуса в районе Клевана (90 км восточнее Войницы. — М.С.) прибыл пешком командир 19-й танковой дивизии... генерал-майор Семенченко в весьма расстроенном состоянии, с забинтованной кистью правой руки. Он сообщил, что его дивизия полностью разбита... Вскоре здесь оказался и один из комиссаров полка этого же корпуса, сообщивший о гибели генерала Кондрусева и о том, что корпус разбит. Упаднический тон и растерянность комдива и комиссара полка вынудили меня довольно внушительно посоветовать им немедленно прекратить разглагольствования о гибели корпуса...» [111]

К сожалению, эти «разглагольствования» не были безосновательны. Вот как описывает Москаленко встречу с остатками 22-го МК, произошедшую днем 25 июня:

«...на мост неожиданно бросились тыловые подразделения и артиллерия на конной тяге из состава частей 27-го стрелкового и 22-го механизированного корпусов. Поддавшись панике, несколько сот человек, мешая друг другу, пытались прорваться на восточный берег. Их кони ломали ноги между шпалами, повозки и орудия сбивались в кучу. Образовалась пробка. А тут еще немцы открыли артиллерийский огонь по мосту. Началась невообразимая суматоха...» [75]