Хохот степей - Александра Питкевич

— Ты оскорбил наш род и обидел духов. За это ты несешь свое наказание, шаман. За гордость и высокомерие. Она же несет свой груз за то, что отобрала у вас обоих жизнь. Вы квиты. И да, я всегда, с того дня, как мой отец посчитал достойным наследником своего сына, знал, где прячется эта вечная девочка.

Шаман отшатнулся, едва не рухнув на подушки. Шнурки взметнулись, открывая на мгновение сморщенное лицо старика, искаженное удивлением и страхом.

— Девочка? Не старуха? — Шаман замер совершенно неподвижно, а затем согнулся пополам, вновь захохотав. В этом смехе было столько презрения к себе, столько боли, что я невольно дернулась, прижавшись к Эргету. — Столько зим…

Смех оборвался внезапно, шаман выпрямился, став выше, крепче, словно разом скинул пару десятков лет. Обведя взглядом присутствующих, он коротко кивнул.

— Я сделаю, как ты хочешь, Хан. Но это будет последнее, что я совершу, как шаман твоего улуса. На этом мои обязательства перед Чоно будут завершены. А ты вернешь мне шанс на смерть. И шанс на жизнь. Идем, моя названная дочь. Тебя следует приготовить к свадьбе.

— Галуу подготовила наряд для МенгеУнэг, — подал голос Эргет, когда я медленно, все еще пребывая в испуге, поднялась на ноги. Только Око Небес, как к нему обращался Хан, вернулся в свое обычное состояние, резко махнув рукой, вынуждая Эргета замолчать.

— Поверь Колючий Ветер, я достаточно давно служу этому роду и моего богатства хватит не только на то, чтобы достойно выдать замуж свою дочь. Пусть и не кровную. Держи, Лисица, и иди за мной, — мне в руки пихнули шаманский посох, от чего тот недовольно звякнул металлическими пластинами на кольце.

Со страхом и трепетом идя вслед за шаманом, понимая, что только что произошло нечто невероятное, я вышла вслед за стариком, стараясь не отставать от быстрых и широких шагов.

Мы прошли мимо костров едва ли не на самую окраину становища. Перед участком, на котором стоял небольшой юрт шамана в землю были воткнуты копья. На каждом из них красовалось по тотему. Какие-то были в виде черепов мелких животных, другие состояли и лент или перьев.

— Оставь своего духа снаружи, — повернув голову, не переступая за границу копий, произнес шаман, — он еще очень мал, для того, чтобы суметь пережить такой путь.

— А? — я глупо открыла рот, не сразу сообразив, что речь идет о Цадахе, что тихо сидел все это время в моей сумке. Едва не уронив шаманский посох, я неловко запустила руку, нащупав внутри котомки мохнатый комок. Тушканчик вопросительно фыркнул, но не стал сопротивляться, когда я вынула его наружу.

— Привет, малыш, — с лаской, которой мне не доводилось слышать от этого странного человека, произнес шаман, протянув свои сморщенные руки с длинными ногтями, и потрепав Цадха между больших ушей. — Подожди нас тут. Будешь хорошим духом, тогда сумеешь вырасти большим-большим. Держи.

Сделав какой-то быстрый пас руками, шаман протянул моему дружку длиную палочку сушеного мяса. Сонно дернув носом, Цадах с жадностью поймал лакомство, тут же впившись острыми зубами в угощение.

— Такого ты еще не пробовал, правда? — шаман вновь поднял голову, посмотрев на меня. Голос, которым ко мне обратился мужчина, стал резким, почти грубым. — Оставь духа тут. И иди за мной. Ничего не трогай, никуда не лезь и молчи. Если вы, женщины, хоть иногда в состоянии это сделать.

Опустив Цадаха на землю у одного из копий, что очерчивали невидимую границу владений шамана, едва вновь не выронив посох, я почувствовала, как спина покрывается холодным потом от страха. Если моему маленькому духу туда нельзя, так может и мне не стоит? Но спрашивать шамана казалось еще страшнее, чем выполнять его странные, пугающие и непонятные приказы.

— Ну? Долго ты еще там копошиться будешь? — хрипло, совсем по старчески, одернул меня шаман, заставив подскочить. — Иди за мной.

И, больше не оборачиваясь, и не глядя, следую ли я позади, этот странный человек, что гуляет сразу в обоих мирах, пропал, сделав единственный шаг. Чувствуя панику и подступающие слезы, я глубоко вдохнула, прикусила губу и шагнула следом, сама не зная куда.

Первым, что бросилось в глаза — это нестерпимая яркость красок. Все вокруг было освещено невероятным, светлым небом, какое бывает только в самой середине лета. Пространства было больше, чем это виделось в ночном улусе. Тут стояло сразу несколько шатров, перед которыми молодые юноши и мужчины что-то мастерили, сидя на циновках, или варили в котлах.

— Хунаан! — шаман, сняв свой головной убор, подал его совсем маленькому мальчику, что подбежал нас встретить, — Хунаан, иди сюда, негодница!

Уперев руки в бока, распрямив скрученную до того спину, шаман откинул за спину темные, без единого признака седины, волосы. Мне показалось, что он стал выше и даже шире в плечах. Словно почувствовав взгляд, шаман обернулся. Выглядел он как тогда, во сне, когда мы встретились в первый раз. Все та же аккуратная темная бородка, узкое лицо без единой морщинки.

Черные глаза сощурились, изучая меня, а затем шаман хищно улыбнулся, словно хотел напугать еще больше, чем это уже удалось.

— Что звал, багш? — девчушка, совсем молодая, едва ли лет тринадцати, замерла перед помолодевшим шаманом, покусывая кончик длинной косы.

— Хунаан, это моя дочь, МенгеУнэг. И ее нужно приготовить к свадьбе.

— Багш, ты головой не ударился ли? — склонив голову на бок и повторив за шаманом прищур, прямо спросила девчушка. Шаман на мгновение прикрыв глаза ладонью, словно страшно устал за этот бесконечно длинный день, вдруг щелкнул пальцами второй руки. Что-то блеснуло в воздухе, и Хунаан подскочила, громко охнув и схватившись руками за зад.

Махнув рукой, чтобы следовала за ним, шаман пошел в сторону самого большого юрта. За нами, недовольно фыркая и сопя, как лесной ежик, пританцовывая, шла девица

— Багш! За что? — обижено вопросила Хунаан, когда мы уже добрались до юрта.

— За неуважение к учителю. За непослушание. За дерзость, — утомленно и печально произнес шаман, словно это его и правда расстроило.

— Но, багш, ты же никогда не злился? Что не так? И нет у тебя дочерей. Ты кто такая? — зло, со слезами в глазах вскричала девица, обвинительно указывая на меня пальцем.

— Сегодня я стала дочерью шамана. И сегодня же стану женой илбэчина, Эргета Салхи. А ты по глупости проявила неуважение к учителю, оскорбив его при человеке, которого не знаешь. Так что получила по заслугам, — почувствовав, что тоже начинаю уставать от переживаний и волнений, строго произнесла я.

— Оставь ее, Лисица. Она сама же у себя украла, — приподнимая полу шатра, произнес шаман, пропуская меня вперед. Когда я вошла, мужчина обернулся к ученице, вновь покачав головой. Затем, словно этого было довольно, посмотрел куда-то дальше, позвав: — Хэгшин!

Голос разнесся по странной долине, над которой то тут, то там, совершенно не правильно, висело сразу несколько радуг, а зелень слепила свой неправдоподобной сочностью.