Мост шпионов. Реальная история Джеймса Донована - Александр Север

Впрочем, в Вашингтоне проигнорировали этот сигнал.

В Москве не теряли надежды на успех. Вот что записал в своем дневнике Донован 8 мая 1961 года.

«Удрученная» г-жа Абель опять принялась за дело. Подождав три месяца ответа от президента Кеннеди, г-жа Абель снова подняла вопрос об обмене. На этот раз она предложила нечто конкретное.

«Размышляя над тем, нельзя ли как-нибудь ускорить решение этого вопроса, я вспомнила о письме, которое в прошлом году прислал моему мужу отец летчика Пауэрса. Я его читала, но, если я не ошибаюсь, он предложил моему мужу предпринять какие-то совместные шаги с целью помочь своему сыну и моему мужу освободиться. Рудольф писал мне тогда, что дело Пауэрса не имеет к нему никакого отношения, и я сама не считала, что Пауэрс может помочь в освобождении моего мужа.

Я хотела сразу написать об этом г-ну Пауэрсу, но боялась, что вся эта история получит огласку, которая неблагоприятно отразится на судьбе моего ходатайства. Не зная, как поступить, я решила просить у вас совета… что надо сделать, чтобы ускорить решение нашего дела? Пожалуйста, не оставляйте моего письма без ответа».

Решив тотчас же, не откладывая, связаться с нашим правительством, я написал: «По моему мнению, совершенно очевидно, что мы впервые получили предложение обменять Пауэрса на Абеля».

Когда я писал это письмо в Вашингтон, мне невольно вспомнились события мрачного дня 15 ноября 1957 года, когда я стоял в бруклинском Федеральном суде перед судьей Байерсом и просил сохранить Абелю жизнь, обосновывая свою просьбу, между прочим, и тем, что нельзя было исключить вероятность того, что в обозримом будущем работниками соответствующих служб Советской России или ее союзников может быть задержан американский разведчик соответствующего ранга. В таком случае обмен заключенными через дипломатические каналы, возможно, будет наилучшим образом соответствовать интересам Соединенных Штатов Америки.

Теперь дело уже сдвинулось с мертвой точки, но продвижение осуществлялось в крайне медленном темпе. В течение последующих девяти месяцев я получил от г-жи Абель еще три письма. Тем временем полковника информировали о всей переписке. Один из моих вашингтонских друзей рекомендовал мне проявлять терпение, поясняя, что «правительству обычно требуется девять месяцев, чтобы сделать то, что вы, адвокаты, занимающиеся частной практикой, делаете за три недели».

Полковник, как всегда, реагировал немедленно. Он написал: «Лично я считаю это правильным шагом, и если Пауэрсы согласятся, это поможет нам выяснить ситуацию в ближайшее время. Я написал г-же Абель, что согласен с ее решением…»

Рудольф указал, что для него единственной неразрешенной проблемой является вопрос о том, чтобы найти страну, которая предоставила бы право убежища ему и Пауэрсу»148.

А вот что записал в своем дневнике Донован 17 июня 1961 года.

«Письма продолжали поступать. Прошло несколько недель, и вот от «удрученной» Эллен снова пришло письмо в знакомом светло-голубом конверте.

«Получив это столь важное для меня и долгожданное письмо, я сразу же отправилась в Берлин. Я посетила советское посольство и просила помочь мне добиться освобождения моего мужа, ибо сама я ничего уже не могу для него сделать. Меня внимательно выслушали и попросили зайти еще раз через несколько дней.

Когда я пришла во второй раз, мне сказали, что к моей просьбе отнеслись сочувственно, и рекомендовали мне действовать через установившиеся каналы.

В связи с этим я уверена, что если мой муж будет прощен, то и г-н Пауэрс будет амнистирован…»149.

Прошло чуть больше месяца. Запись от 26 июля 1961 года:

«После обсуждения этого вопроса правительственными чиновниками я написал «г-же Абель»:

«По получении вашего письма от 17 июня я отправился в Вашингтон, чтобы обсудить этот вопрос с соответствующими официальными лицами. В результате у меня сложилось мнение, что они проявляют интерес к возможностям, указанным в вашем письме».

Я написал и письмо Абелю, приложив к нему копию последнего сентиментального произведения его «жены», закончив письмо следующими словами: «Думаю, что я сделал все, что было в моих силах. Следующий шаг, как вы видите, остается всецело за советскими представителями. У меня имеются все основания полагать, что после освобождения Пауэрса вы можете рассчитывать на помилование главой правительства и на депортацию»150.

Далее в дневнике идет «двойная» запись, которая датирована «Четверг, 17 августа; понедельник 11 сентября». Вот что было в ней:

«От г-жи Абель из Лейпцига было получено два письма. Одно из них, присланное в мою контору, предназначалось для передачи г-же Барбаре Пауэрс. Видимо, г-жа Абель в июле потеряла терпение и поэтому написала: «Вы можете надеяться увидеть вашего мужа через девять лет еще молодым, а для меня каждый день разлуки – это еще один шаг к смерти. Мы уже пожилые люди, наше здоровье никуда не годится, и мы не можем надеяться прожить долго. Простите меня за эту невольную жалобу…».

Затем она повторила свое обычное утверждение, что Рудольфа посадили в тюрьму за преступления, которых он не мог совершить, рассказала о своем прошении, направленном президенту Кеннеди, и, наконец, стала настаивать, чтобы жена Пауэрса обратилась к американскому президенту с призывом принять определенные меры для возвращения ее мужа: «ТЕПЕРЬ И ВАШЕ И МОЕ ДЕЛО ПОЛНОСТЬЮ ЗАВИСИТ ОТ АМЕРИКАНСКИХ ВЛАСТЕЙ – от того, примут ли они какие-либо меры, чтобы освободить своего летчика».

Мне она писала:

«По вашему совету я посетила советское посольство в Берлине и показала ваше письмо от 26 июля. Рада сообщить вам, что советские представители, как и раньше, проявили большое понимание и заверили меня в своей готовности помочь мне…

Из нашей беседы я поняла, что теперь имеется только один возможный путь добиться успеха: ОДНОВРЕМЕННО ОСВОБОДИТЬ ПАУЭРСА И МОЕГО МУЖА, ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ СООТВЕТСТВУЮЩИМ ОБРАЗОМ ОРГАНИЗОВАНО».

Вот оно, наконец! Этого я и ожидал. Она закончила письмо словами: «С нетерпением жду вашего ответа…»151.

Согласно записи из дневника Донована, которая датирована 11 января 1962 года: «По приглашению правительства США я присутствовал на совещании в Вашингтоне, где мне было сообщено, что, согласно принятому «на высшем уровне» решению, обмен Абеля на Пауэрса будет отвечать национальным интересам.

– Если вы согласны, – сказали мне, – то мы хотели бы, чтобы вы взяли на себя миссию выехать в Восточную Германию для переговоров об обмене.

Я охотно согласился, и мы обсудили все возможные последствия этой миссии. Естественно, возникал вполне законный вопрос: насколько велика будет потеря с нашей стороны, если мы освободим такого «мастера шпионажа», как Абель? Невольно напрашивался ответ, что это не будет особенно большой жертвой. Во-первых, почти за пять лет его пребывания в тюрьме стало ясно, что Абель отнюдь не намерен «сотрудничать» с нашими контрразведывательными органами. Во-вторых, поскольку в функции агента разведки входит не только сбор сведений, но и незамедлительная передача их своему начальству, то можно было полагать, что теперь Абель может представить в Москве только текущие отчеты о жизни в тюрьмах США. Все сведения, собранные им до ареста, были уже известны его руководству. И, наконец, в-третьих, после международной огласки, которую получило его дело, невозможно было представить, что его вновь попытаются использовать в качестве разведчика.