Цвет сакуры красный - Борис Орлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Та глубоко вдохнула и, зажмурившись, словно перед прыжком в воду, кивнула головой:
- Вас, Волков-сан…
И пока они вместе шли к цехам, Умеко изложила инженеру свое виденье будущей жизни. Их жизни. Совместной. И никакие аргументы на девчонку не действовали…
- Волков-сан, разве я – не красивая?
«Господи, дай мне сил!»
- Нет, Умеко-тян, вы очень красивы. Но…
- Вы считаете меня недостойной стать вашей супругой?
- Э-э-э… Разумеется, нет, – Волкову казалось, что он видит какой-то дикий, фантасмагорический сон, и все никак не может проснуться… – Но разве я достоин такой жены?
Услышав это Умеко с трудом удержалась от смеха.
- Вы достойны самой лучшей жены, Волков-сан. И я постараюсь быть именно такой…
Волков продержался целый месяц. Уговаривал себя, что жена, на добрых полдесятка лет моложе, чем его старший сын – нонсенс. Если не сказать хуже. Что над ним, козлом старым, смеяться не будет только последний дурак, что пройдет еще десять – ну, пусть пятнадцать лет, и Умеко его бросит, потому как на что ей сдался старик. Скрепя сердце переговорил с Кеном Утида, чтобы тот повлиял на свою дочь. Вот только в процессе разговора инженер и мастер основательно выпили, и Всеволода Николаевича сморило. А проснулся он от того, что его тормошила за плечо Умеко, уютно устроившаяся рядом. Под одним одеялом, и без малейших признаков одежды. Обложив себя последними словами, инженер вздохнул и обнял девушку…
[1] Международное реалити-шоу, вышедшее на экраны в 1999 г. Аналогом этой программы стало шоу «За стеклом» шедшее на российском телевидении с осени 2001 по лето 2002 года.
[2] Японский кинофильм 1929 г. рассказывающий о судьбе человека, всю жизнь бывшего слугой у богача.
[3] Военный марш написанный в Японии в 1900 г.
Эпилог
Свадьба Волкова-старшего была вполне скромной, хотя и абсолютно не японской. Кен Утида, пара товарищей Умеко по кимовской ячейке и служащий из Советского представительства – вот и все гости, которых позвали в маленькую чайную. Правда, совершенно неожиданно принесли телеграмму от самого Товарища Его Божественного Величества, который не мог проигнорировать первую в Японии интернациональную свадьбу. Да товарищ из Совпредства сообщил, что Волковы через месяц отправляются обратно Союз: Всеволода Николаевича, как особо ценного специалиста переводят в Наркомат. Так что приходится торопиться: нужно принимать дела…
Узнав, что они поедут в Москву, Умеко с детской непосредственностью захлопала в ладоши, запищала от счастья и повисла на шее мужа. Впрочем, она тут же кинулась к секретарю ячейки и зачастила, прося его подготовить все документы для переезда. Ведь там на месте ей нужно встать на учет, и для этого нужно все-все перевести с японского на русский, а то вдруг товарищи в Москве неправильно прочтут записи в ее учетной карточке…
Апрель 1933 года выдался солнечным и теплым. Утреннее солнце весело пробежалось лучами по улицам и паркам Москвы, по столичным площадям, скверам и крышам зданий. По улицам спешили прохожие, грузовики рыкали на ухабах и скрипели тормозами на перекрестках, трамваи гремели и звенели на стыках рельс…
В это утро по улицам столицы шла молодая пара. Высокий парень в военной форме с россыпью значков на груди, среди который выделялся почетный знак «Воин Дальневосточник» раздвигал встречных, словно ледокол льдины, шагая вперед упругим, твердым шагом человека, привыкшего много и далеко ходить. За плечами у него висел большой вещмешок-сидор, а в руках он нес увесистый чемодан и такой же узел, впрочем, было видно, что ноша его вовсе не тяготит. За ним быстро семенила молоденькая японка в цветастом кимоно, пытаясь одновременно разглядеть все окружающее, не отстать от своего «ведущего» и при этом не поднимать головы…
Молодые люди двигались довольно уверенно и целеустремленно, и лишь изредка военный чуть приостанавливался, чтобы разглядеть названия улиц или номера домов. Но вот наконец парень в военной форме кивнул сам себе головой, повернулся к спутнице, коротко сообщил: «Здесь!» и пара уверенно вошли во двор одного из московских многоэтажных домов.
Дворник, увидевший эту странную пару собирался что-то сказать и уже открыл, было, рот, но вдруг встретился взглядом с глазами парня, в которых прочитал что-то-то такое, что тут же расхотел вступать в переговоры. Молодые люди остановились чуть ли не в центре двора, и парень принялся внимательно изучать входы в подъезды, беззвучно шевеля губами – должно быть пытался высчитать где находится искомая квартира.
Но вот он обернулся к спутнице, стоявшей с опущенной головой, и произнес:
- Вот, – он легко обвел рукой, явно не замечая веса чемодана, который так и не выпустил. – Это – наш дом.
Японочка закивала головой, чуть покраснела и прошептала:
- Красивый. Большой.
- Большой – согласился Всеволод-младший (а это был именно он). – Большой. Сейчас поднимемся к нам – Тут он внезапно поставил вещи наземь и взял в ладони лицо Ханы. Чуть приподнял, посмотрел ей в глаза, – Да что это с тобой? Ты не заболела?
Та отчаянно замотала головой, а потом снова опустила глаза и на грани слышимости выдохнула:
- Я боюсь…
- Чего ты боишься, глупенькая? – изумился парень и привлек ее к себе, непринужденно бросив вещи – чемодан и здоровенный узел наземь. – Ну, что тебя напугало, малыш?
Хана собралась с духом, зажмурилась…
- Вашего уважаемого отца…
Всеволод сперва не понял, а потом откровенно заржал.
- Перестань, Хана, – проговорил он ласково. – Ну ведь уже сколько раз говорено-переговорено: батя у меня – добрый, и тебе бояться нечего.
Девушка хотела возразить, что быть добрым – это одно, а вот принять выбор сына, женившегося без отцовского одобрения и согласия – совсем другое, но Всеволод уже потянул ее вперед, и Хане ничего не оставалось, как поторопиться. Дворник посмотрел им вслед и подумал: «Это, видать сынок того инженера Волкова, которого наркомат сюда заселил… – Он смачно сплюнул, – Вот же, яблочко от яблоньки… И энтот, значится, на иноверке обженился…» Он снова сплюнул и принялся ожесточенно мести двор, бурча про себя, что некоторым, видать, в России баб не достало – на чужбине ищут, значить…
Тем временем Всеволод и Хана поднялись по лестнице на четвертый этаж, и Волков несколько раз крутанул торчавшую из двери ручку механического звонка. Раздался не то тихий перезвон, не то громкий треск, а через несколько минут из-за двери донеслись шаги.
- Ктой та?
От этого вопроса Всеволод едва-едва не захохотал снова.
- Открывай, фрекен Бок! – гаркнул он, тем самым голосом, которым поднимал свой взвод в атаку.
- Ахти, батюшки! Севушка! Мелкий!
И через секунду Груша уже висела на шее Волкова-младшего, смеясь и плача одновременно и старясь чмокнуть его куда-то в ухо. Лишь через пару минут она разглядела смирно стоявшую Хану.