Добрая фея с острыми зубками - Татьяна Сахарова

Далее Паливодов принимает решение на какое-то время оставить жертву в покое, надеясь, что через пару недель Анна вновь утратит бдительность. А сам тем временем взялся за архивы. Поскольку в роддоме пропускной режим намного строже, начал он с дома малютки. К подготовке подошел основательно. На стройке раздобыл у забулдыги грязную робу и убедил вахтершу детского учреждения, что пришел по какому-то ремонтному делу. Пожилая медичка документов не спрашивала. И спокойно пропустила внутрь мужчину с большой канистрой в руках. В тот момент, когда сотрудники дома малютки почуяли запах дыма, просачивавшийся из подвала, «работяга» уже ехал на троллейбусе к себе домой.

Впоследствии он собирался проделать тот же трюк и в роддоме. Но сначала следовало нейтрализовать сестрицу. Ему не давало покоя, что та в любую секунду может встретиться с Паливодовым-старшим, и тогда все его титанические усилия окажутся тщетными. При этом парню даже не приходило в голову, что брату-депутату, может быть, тоже прекрасно известно о подмене новорожденных. Но и здесь сказался помутившийся рассудок. Верещагина Николай лично никогда ни видел, а сестрица — вот она, вся как на ладони, жива-живехонька, джип ее побери… И суется везде, гадина, и внешность меняет по несколько раз в неделю. Чувствует, видать, что смерть уже по пятам ходит.

И опять-таки случился облом. В загородном коттедже Анны его как будто бы поджидали. Не успел Николай влезть в распахнутое окошко, как три боевые девицы профессионально заломили ему руки и обыскали. Хорошо хоть догадался не брать с собой газовый пистолет, понадеявшись на подручные средства. Например, в случае с Киселевой он обошелся поясом от ее же халата.

Больше всего Николай опасался, что Анна каким-то неведомым образом признает в ночном визитере брата. Как знать, может, ей уже приходилось видеть его фотографии. Но, к счастью, этого не произошло. Девки во главе с сестрицей — Николай не знал, что перед ним не Анна, а ее двойник Марина, — почти поверили россказням наркомана и стали названивать его сестре по линии Паливодова.

Когда с ней удалось связаться, Анжела приехала и умолила девиц отпустить непутевого брата. Когда они возвращались в город, Николай улизнул из ее «Мерседеса» на автозаправке. Ложиться в закрытую больницу на принудительное лечение от наркомании ему совсем не хотелось.

Здесь бы юному негодяю как следует пораскинуть мозгами: родная сестра не знает его в лицо и не знает его фамилию. А что она вообще знает? Действительно ли ей известно про подмену детей? Но больное сознание, как известно, хоть и изворотливо, но, увы, редко бывает логичным. После неудачи в коттедже слепая ненависть накрывает Николая с головой. Анна непременно должна умереть! Но как это осуществить?

Не желая попасть в лечебницу, он перебирается жить на квартиру к приятелю. У него еще прилично денег, оставшихся после продажи джипа, и поэтому дружок принимает его на постой с распростертыми объятиями. Хозяин временного убежища — тихий наркоман со стажем, изредка подрабатывающий частным извозом на доисторических «Жигулях». Николай, который уже засветил свою репу и по этой причине не мог открыто пасти сестру, дает тому двести баксов, мобильный телефон и посылает следить за Анной.

Незадачливый приятель потерял объект в пробке в первый же вечер. Девица укатила куда-то из ресторана «Жемчужина» с незнакомцем в зеленом «Форде». Но зато на следующее утро наркоше повезло больше. Он проводил «Мазду» до роддома и тут же перезвонил другу. Николай совсем обезумел. Сестра снова приехала в архив ворошить прошлое.

Парню понадобилось не более пятнадцати минут, чтобы добраться на такси до роддома и проникнуть в здание по уже отработанной схеме.

Вообще-то он не ожидал увидеть в архиве брата-депутата. Но его жизнь, равно как и жизнь сестрицы, не волновала убийцу. Окажись в подвале целый детский садик ребятни, это бы ничего не изменило. Сестра просто обязана умереть, а вместе с ней навсегда сгинут в пламени треклятые архивные записи…

Увы, все изложенные выше показания Николая Паливодова так и остались неофициальными. Суду они представлены не были, а сам судебный процесс скорее походил на фарс.

Ни одной прямой улики на Николая в квартире Киселевой не обнаружили. Не нашлось и свидетелей, видевших парня возле ее квартиры или хотя бы возле дома. Эпизод убийства в суде даже не всплыл, как не всплыл и сам факт подмены младенцев в роддоме.

Джип на лесной дороге тоже в деле не фигурировал. Потерпевшая не видела ни лица водителя, ни номера автомобиля. А черных внедорожников на улицах города немерено.

Паливодову вменялись только умышленные поджоги в роддоме и доме малютки, представлявшие собой угрозу жизни людей. Но на то имелась справка официальной психиатрической экспертизы. Из результатов освидельствования следовало, что Николай Паливодов страдает параноидальным психозом, развившимся на почве употребления наркотиков, а поэтому не может нести за свои действия уголовную ответственность.

Суд вынес единственно возможное решение: направить Николая Паливодова на принудительное лечение в закрытое медицинское учреждение.

Ни я, ни Валентин Верещагин не стали подавать апелляцию. И вовсе не потому, что хоть на йоту испугались вездесущего эмвэдэшника Илью Георгиевича Паливодова. Тягаться с ним было бы, конечно, не просто, но, подключив депутатские рычаги и связи Караюшкуса, мы вполне могли добиться от суда пожизненного заключения. Но с чисто человеческой точки зрения…

Генерал-полковник милиции Паливодов встретился со мной и Верещагиным еще до начала судебных слушаний. Перед нами предстал вовсе не гнусный тип с противной ментовской рожей, каким рисовало его наше воображение. А просто убитый горем отец, который даже не просил, а со слезами в глазах умолял замять дело.

Налицо еще одно подтверждение народной мудрости: не та мать, которая родила… Илья Георгиевич, потеряв когда-то жену, безумно любил обоих своих детей. Все, чего он достиг в жизни, Паливодов делал только для них и ради них. И даже теперь, зная, что Николай ему не родной сын, любил его ничуть не меньше. Во всем случившемся винит одного себя. Если бы не его сумасшедшая занятость на работе, мешавшая проводить больше времени с детьми, если бы не глупая гордыня, не позволившая первым пойти на контакт с сыном после ссоры… Собачья работа превратила некогда хорошего семьянина в черствого сухаря. Он и представить не мог, как далеко зашли проблемы Николая, и был уверен, что парень просто бесится по молодости и вскоре сам придет на поклон с повинной головой. А тут оказывается, что из-за отцовского крутого норова даже дочь не рискнула признаться ему, что брат сел на иглу.

И нам с Валентином стало чисто по-человечески жалко генерала Паливодова. Он поклялся, что, когда после лечения отечественная медицина признает сына вменяемым, Николай навсегда покинет Россию без права возвращения. Отец надеется, что зарубежные врачи помогут окончательно справиться с недугом, а я смогу жить спокойно, не опасаясь новых приступов паранойи с его стороны.

Правда, у меня остались серьезные сомнения относительно поставленного диагноза. По-моему, парнем руководила лишь природная алчность, трусость и глупость. Ну, да бог ему судья! В конце концов, он, как и Валентин, — мой единокровный брат…