Бегал заяц по болоту… - Валерий Петков

– С событий сорвали кожу… шкуру. Оголили, углубились – но вот добрались ли до начинки, до сути? Вот вопрос. Прожевали, насытились фактами, выкинули. Уложили на время в памяти, чтобы через пару дней чем-то новым поживиться.

Он принюхался. Нет – рыбой не пахнет. Жареные факты: из каких продуктов их жарят? Должно быть, из разных, как и всякую еду.

Разделся, лёг под одеяло, долго не мог уснуть. В комнате было душно, недавно затопили батареи, они раскалились, дышали жаром. Их можно было или включить или выключить. Регулировке не поддавались. Шпарят на всю мощь.

– Надо с утра будет постельное белье сложить. Много места займёт. Ещё один пакет. Пустые мысли, как пот на лбу, только внутри головы. Нет! Как бесполезный сперматозоид или жёлтый раструб огурца-пустоцвета. Стоп! Дальше начинается ночной маразм.

Он вспомнил недавнюю болезнь, забытьё в высокой температуре, липкий пот, застилающий едкой пеленой глаза. Противный пот, словно его выжимают из утомлённого болезнью, безвольного, чужого тела. И оно от этого болит, но уже не сопротивляется.

– Вот она, последняя ночь. Такая долгожданная. Пришла. И хотел, и звал, и немного боялся. Чего? И нет ни восторга, ни радости. Ночь как ночь. Сколько их было, ночей накануне отъезда, когда заранее готовишь себя к усталости, неудобствам, и воспринимаешь это как необходимость, временную неурядицу. Но как же потом спится! И как замечателен день, когда отдохнёшь и выспишься.

Он откинул одеяло. Стало немного легче. Заснул. Спал беспокойно, ворочался, мучился, боясь проспать, что-то позабыть в спешке утренних сборов.

* * *

Сергей проспал и не заметил, когда уехал Виталий. Сумерки. Пальма спала, положив морду на лапы. Рыжие подпалины, словно подсветка, показывающая габариты.

Он осторожно приподнялся, отыскал место, стараясь не наступить ей на хвост. Она сладко потянулась, заворчала негромко, привстала. Они оказались на одном уровне. Сергей приобнял Пальму за шею. Задохнулся от запаха псины, ставшего уже привычным.

– Как же я без тебя, красавица? – спросил негромко. – Душа родная! Знаешь ли ты, псинка, что сам Папа Римский провозгласил – вход собакам в дом Господень открыт. Значит, на самом высоком уровне признано – есть душа у собак!

Пальма терпеливо слушала, не сопротивлялась, едва шевеля хвостом, прижав уши.

– Мягонькая, пушистая, – тихо приговаривал он.

Пальма отодвинулась, осторожно и благодарно дохнула в лицо. Он прикрыл глаза.

Она вылизала ему лицо. Он окончательно проснулся:

– Ах ты славная собака! Позаботилась, и умываться не надо. Поедем рядом? Ты не против? Ну, вот и замечательно. Обнимемся и поедем.

Он умылся. Собрал постель. Пальма лежала под столом, наблюдала оттуда. Неожиданно громко пукнула.

– Ну вот! Я тебе красивые слова говорю, а ты… – Он присел, мягко постукал пальцем её по носу: – Сама непосредственность. И запомни, посеешь ветер – пожнёшь бурю!

Позавтракал остатками вчерашней тушёнки, съел варёное яйцо, оставшееся от щавелевого супа, чаю выпил зелёного, крепкого до горьковатой терпкости. Получился плотный завтрак.

Решил проверить почту перед отъездом. Алёна Владимировна прислала письмо. Он тотчас же переслал его дочери с небольшой припиской:

Чарльз Чаплин – фрагмент речи на своем 70-летии