Сын лекаря. Переселение народов - Матвей Курилкин

И снова бег со смертью наперегонки. Я в который раз поймал себя на набившей оскомину мысли: я только и делаю, что прячусь или убегаю. Кажется, что-то подобное думал каждый из ребят – я не раз перехватывал взгляды, которые они бросали назад, и в этих взглядах была только мрачная решимость. Нетрудно было догадаться – бойцы прикидывают, как бы остановиться и дать бой. Пусть он будет последним, но хоть сколько-то врагов с собой утащить.

– Ребята, если вы еще во мне не разочаровались, прошу, послушайте меня в последний раз, – закричал я. – Не останавливайтесь, поднажмите. Я понимаю, что требую невозможного, но продержитесь. Продержитесь только до ночи. Я обещаю, как стемнеет, мы остановимся. – Я перевел дыхание, глотнул воздуха. – Остановимся и зададим тварям такого жару, что они до конца жизни по ночам гадить будут под себя. Они нами детей пугать будут, клянусь! Только продержитесь до ночи. Иначе они нас сейчас просто постреляют издалека или в плен захватят. Толку нам с такой смерти? Проще уж друг друга перебить, чтобы не мучиться.

И бойцы перестали оглядываться назад. Я видел, как раненые упрямо закусывали губы, опираясь на перебитые ноги – помогали тем, кто их тащит. Знали, что их не бросят, что не бросили бы, даже если бы меня не было рядом.

Эльфы не отставали. Нас начали охватывать с флангов, не давая возможности ни удалиться от леса, ни попытаться в нем скрыться – нам не хотели давать даже призрачной возможности выжить. В самом начале, думаю, у нас был шанс вернуться под защиту деревьев и, возможно, кому-то даже удалось бы вырваться из ловушки, если бы мы разошлись. Я сознательно отказался от этой идеи тогда. Слишком малы шансы и слишком велика вероятность, что люди не захотят больше прятаться. Нервное напряжение последних дней и без того выматывало не хуже долгого бега, заставить себя еще и искусно маскироваться, терпеливо выжидать, будучи готовым к обнаружению… Нет, не теперь. Мы слишком устали. Мы бежали на запад, вдоль кромки леса. Первое время я пытался вспомнить, нет ли впереди каких-нибудь поселений или хотя бы руин. Дурацкое занятие, ведь я прекрасно знал – степь пуста до самых предгорий. Даже руины Элтеграба остались позади. Впрочем, мы никак не смогли бы до них добраться, даже если бы рванули в противоположную сторону, чего делать было нельзя – эльфы вышли не прямо на нас, и когда мы встретились, они были чуть восточнее. Пришлось бы бежать почти навстречу первородным.

– Говорна, – я догнал чуть вырвавшуюся вперед шаманку, – когда мы нападем на эльфов, ты продолжишь бег.

– Нет! – возмущенно выдохнула девочка.

– Говорна, имей совесть! – слова мои прозвучали буднично, будто я отчитываю ее за очередную шкоду. – Ты нужна общине. Своему племени, людям и оркам. Где твоя ответственность? Ты что, не понимаешь, какой потерей будет твоя смерть?

– Ты тоже важен для племени, – возразила девочка. – Важнее, чем я. Давай ты продолжишь бежать, когда мы нападем на эльфов?

– Ты ведь понимаешь, что я этого сделать не могу. Я за них отвечаю. За каждого.

– Эрик, не трать дыхание, – отмахнулась шаманка. Мне она в этот момент показалась очень взрослой. – Я точно так же отвечаю за каждого из этих людей, как и ты. Или ты до сих пор нас делишь? Мы один народ, и каждый из людей такой же мой, как и каждый из гоблинов. Меня духи предков не примут, если я вас брошу.

– Да ты еще два месяца назад ничего не знала о духах предков! – в отчаянии рявкнул я.

– Теперь знаю! Не суетись, Эрик. Ты вождь, и ты свой долг выполняешь так, как его понимаешь. А я – шаман. Ученик шамана. И я тоже выполняю свой долг. – Ответ прозвучал так безапелляционно, что я не стал больше настаивать.

Солнце на небе будто остановилось. Казалось, мы бежим уже несколько суток, а светило только-только повернуло на закат. Я уже не чувствовал тела, не чувствовал ног. Я привычно подставлял плечо одному из подстреленных сутки назад – очередность была давно установлена, задумываться не приходилось. И так же привычно передавал очередного бедолагу, по лицу которого катились слезы от бессилия, следующему помощнику, даже не чувствуя облегчения. У меня даже не хватило сил вслух порадоваться, когда край солнца, последние несколько часов светившего в глаза, коснулся земли, хотя радость меня охватила буйная – насколько это было возможно для человека, который находится в крайней степени изнеможения. И было чему радоваться – впереди нас ждал вожделенный отдых. Осталось потерпеть совсем недолго. Мы бежали еще около часа, причем, кажется, даже смогли выжать из себя еще какие-то остатки сил, чтобы ускориться. Хотя возможно, мне просто показалось, что расстояние между нами и первородными чуть увеличилось.

– Стой! – крикнул я, наконец. Даже не крикнул, а скорее прокаркал. – Расходимся в стороны! Стреляйте лежа. Я хочу, чтобы у нас не осталось болтов!

Мне никто не ответил – дыхания не хватало.

Так быстро я, наверное, никогда в жизни не стрелял. Плевать, что руки дрожат, мне это сейчас не мешает. Я нажимаю на спусковой крючок сразу, как только тетива встает на задержку. Целиться не обязательно – первородные стоят достаточно плотно, в кого-нибудь да попадешь. В нас тоже стреляют, но в темноте по лежащему попасть не так-то просто, приходится стрелять навесом и наугад – зрение у эльфов все же не настолько острое, чтобы разглядеть на расстоянии двухсот шагов силуэт лежащего в густой траве стрелка, еще и скрытого маскировочным комбинезоном. Жаль только, что болтов осталось так мало, мы здорово потратились за время похода. Когда они кончаются, эльфы еще не подошли, они не торопятся. Тоже устали, наверное. Можно было бы успеть выстрелить еще разок. В голове пусто и спокойно. Я чувствую удар в лопатку – это случайная стрела все же нашла свою цель. Факт ранения отмечаю мимоходом, он не затрагивает эмоций. Так, легкое сожаление, что левой рукой драться будет неудобно. Ничего, у меня не двуручник. Кинжалом можно управляться и одной рукой. Я лежу в траве, дрожа от нетерпения. Чего они медлят? У меня осталось не так много сил, я сейчас просто вырублюсь от усталости, так и не ударив ни разу. Хочется напоследок увидеть страх в глазах врага. Болты закончились не только у меня – больше никто не стреляет. А первородные, вместо того чтобы закончить побыстрее этот длинный день, почему-то замедляют шаг.

«Что за издевательство? – думаю я с раздражением. – Они что, действительно ждут, когда мы сами сдохнем?» Я замечаю, что некоторые эльфы спотыкаются и падают, будто мы продолжаем стрелять. Дальше еще удивительнее – они, наконец, ускоряют шаг, но бегут не к нам, а, напротив, в сторону леса. От непонимания происходящего и возмущения хочется закричать, впасть в истерику, но не получается. Истерика – очень затратное мероприятие, у меня столько сил нет. Поняв, что драться сегодня больше не получится, я просто утыкаюсь лицом в землю и с вялым интересом разглядываю подстегнутым зельем зрением, как шевелится от дыхания трава. Сил нет ни на что. Даже слух почти отключился – слышен какой-то шум, крики, но все это как будто очень далеко. Разумом я понимаю, что надо бы сделать еще усилие и выяснить, наконец, что происходит, но в эмоциях царит полная апатия и опустошение.