З.Л.О. - Антон Соя

— Ужас, — сказала тетя-лошадь, глядя на листок, исписанный сверху донизу одним-единственным словом: «ЗЛО».

* * *

Следак очнулся, сел на кровати и на ощупь пошел к холодильнику. Глотнув холодного «боржоми», он схватился за голову. Если это галлюцинация, то самая прекрасная за последние пять лет. Он стоял на кухне их с Верой питерской квартиры. На нем были его любимые трусы с Гомером Симпсоном, а ведь всего минуту назад его тащили по коридорам «Гестапо» два свирепых санитара. Не веря собственному счастью, боясь спугнуть его и проснуться, он побежал обратно в спальню. Вера сладко посапывала, свернувшись калачиком на своей стороне кровати. Следак вбежал в ванную комнату, включил свет и уставился в зеркало. На него смотрел Ольгерт Блок образца 2002 года. Смотрел еще не перегоревшими глазами, полными слез. Он побежал на кухню, где у холодильника всегда висел отрывной календарь. Так и есть, 9 сентября 2002 года, понедельник. Круглые белые часы на стене показывали два часа. Интересно, понедельник кончился или наступил? Хотя какая разница. Главное, что он здесь и Вера рядом с ним. Его Вера. Живая Вера. Он лег на кровать рядом с женой и еле сдержался, чтобы не зарыдать в голос. Вера, не просыпаясь, обняла его за шею тонкой рукой. «Завтра уволюсь. И буду думать, что дальше делать. А ведь это Димон, то есть Уриил, мне Веру вернул. Обещал и вернул. А вдруг мне все это только снится?»

Ольгерт испугался и больно ущипнул себя за кожу на боку. Вроде не спит. В смирительной рубашке себя не ущипнешь. К тому же к нему вернулись болевые ощущения. Думал ли он когда-нибудь, что будет так безумно радоваться боли! Неужели ему представилась возможность заново прожить жизнь? Немыслимое счастье. Кое-что он исправит прямо сейчас. Следак аккуратно снял с шеи теплую руку Веры и снова отправился к холодильнику. Он достал подмерзшую бутылку «Абсолюта» и недрогнувшей рукой вылил водку в раковину. Потом выбросил в мусорное ведро все снотворное из домашней аптечки и вернулся к жене. «На неделе поедем в дом малютки и выберем себе мальчика или девочку. А лучше и мальчика и девочку», — мечтал Следак, чувствуя, как тяжелеют веки. Он испугался, что если заснет, может проснуться снова в черняевской психушке, и решил не спать до утра. Ольгерт стал прокручивать перед глазами страшные события последних лет, словно фильм, и сам не заметил, как уснул. И приснился ему архангел Уриил. Они сидели на крутом скате петербургской крыши какого-то высоченного дома на Петроградке, смотрели на закат и болтали, как старые друзья.

— Сначала было Слово, и Слово было Бог. Сейчас слов миллионы. Слова обесценились. Когда-то слово создавало миры. Потом слово могло накормить или убить. Теперь слова условны, в основном бесполезны и бессмысленны. Ваша речь, то, чем вы думаете и общаетесь, — галиматья. Она на тридцать процентов состоит из воровского жаргона, ругательств, слов-паразитов и профессиональных терминов и еще на пятьдесят процентов из банальных, ничего не значащих избитых фраз — штампов и пошлостей, которых вы еще в детстве нахватались в фильмах, книгах, а теперь еще в Интернете. И только двадцать процентов того, что вы говорите, что-то значит. Но как раз эти слова вы умудряетесь не слышать и не понимать. Жизни — под копирку, книжки — пустышки, песни ни о чем… Вы разучились слушать, думать и говорить. Просто говорить то, что вы думаете и хотите сказать. Вы думаете одно, говорите другое, чтобы скрыть то, что собираетесь сделать. На земле кризис Слова. И он страшнее всех остальных кризисов. Для того чтобы объяснить себе смысл главных слов — таких как жизнь, смерть, любовь, — вам понадобится куча других слов, которая надежно погребет смысл под собой. Так и с молитвами: вы либо тупо заучиваете их, не вдумываясь в смысл слов, либо молитесь, не веря в силу слова. Хотя какая сила может быть у молитв, состоявших изначально из слов совсем другого языка?

— Ты, как всегда, прав, Уриил. Всю жизнь мы обречены копаться в себе, рыться в куче слов в поисках потерянного когда-то смысла. А был ли он? Я вот для себя никак не могу понять, за что все-таки Создатель выгнал Адама и Еву из Рая? За то, что ослушались, съели яблоко, или за то, что осознали, что поступили нехорошо? Мне лично кажется, что за то, что в них проснулось сознание, в отличие от животных, и они стали тянуться к знанию, возвысив себя над остальными божьими тварями. Ты же знаешь наверняка. Просвети меня, архангел.

— Ты хочешь, чтобы я анализировал сказки? Эту поэзию в чистом виде? Сплошное иносказание? Плач о потерянной невинности разума, пребывавшего в животном состоянии сотни тысяч лет? Вкусив знания, человек потерял обратный путь к животной жизни и вынужден мучиться сомнениями. Мыслить, иным словом. Господь любимому созданию своему дал сказку, чтобы легче было жить. И человек не может жить без веры, иначе смысла в жизни нет.

— Со сказками мне все более-менее понятно. Два миллиарда китайцев верят в коммунизм с примесью конфуцианства. Индусы — в Раму, Кришну, Ганешу и еще тридцать три миллиона своих богов. Смешно представить, что какой-нибудь китайский маг вызывает себе на помощь демона из древнееврейских сказок. А мы вот вызывали. Не китайского дракона и не бога обезьян, не Сварога и не Семаргла, а демона Самриила по Гримуару и по полной безнадеге. Хотели, чтобы зло победило ЗЛО. А надо было верить в сказки, где добро побеждает зло. И все-таки, прости, я опять про знание. За него мы лишились Рая? Ведь так?

— Знание — сила. А как вы этой силой распоряжаетесь? Вам дано главное знание — что хорошо и что плохо. Но вы не научились отличать Добро от Зла. Вместо этого научились расщеплять атом. Разве взрывы атомных и нейтронных бомб не страшнее чудовищ Бегемота и Левиафана? Так что страшнее — наши сказки или ваши знания? Вы хотите узнать, как все устроено, — расшифровываете геномы и запускаете коллайдеры, рветесь на другие планеты и создаете в лабораториях смертельные вирусы. Но вы не в состоянии просто понять друг друга и сохранить то, что вам дано. И каждый раз, дойдя до предела своих наук, ваши ученые понимают, что за всем во Вселенной стоят высшие силы и человеческого знания никогда не хватит, чтобы осмыслить замысел Создателя. А вот на то, чтобы уничтожить все вокруг, знания вполне хватит.

— Уриил, ты просто старый ворчун.

— Согласен. Я очень старый ворчун. Мне миллионы лет. И я ничему не могу вас научить, но и не учить не могу.

— Дилемма, блин. Может, водки?

— Хорошо бы. Огненному созданию — огненной воды. Только ты же в завязке, Следак? К тому же ты прекрасно знаешь: моя бутафорская плоть нечувствительна к внешним воздействиям.

— Вот-вот, вы, духовные создания, не способны почувствовать вкус, боль, испытать страх смерти, понять радость плотской любви, но все время пытаетесь нас, греховных тварей, чему-то учить. Так что нам остается? Будем искать похороненный нами же смысл жизни. Никогда не сможем его постичь и всегда будем верить в сказки. Ведь только там добро всегда побеждает зло. Или нет?