Любовь и гром - Джоанна Линдсей

Они не обменялись ни словом, но Джослин заметила:

Кольт не выглядел сердитым. Впрочем, как правило, совершенно невозможно определить, что у него на уме. Однако сейчас он вел себя довольно непринужденно. Даже водрузив шляпу Джослин на голову, натянул ее ей на глаза — игривый жест, которого можно ожидать от родственника или друга, но уж никак не от ее молчаливого проводника.

Но Кольт не собирался попусту тратить время, так что она не очень долго имела возможность размышлять над его поведением. Они вышли из гостиницы через черный ход и двинулись по улице, но не к конюшне, а на одну из аллей, где их поджидал с лошадьми Билли.

— Кого-нибудь видел? — спросил Кольт брата.

— Ни души.

Билли отошел в сторону, и Кольт закинул Джослин на Сэра Джорджа, приторочив ее чемоданчик к седлу. Джослин потребовалось несколько секунд, чтобы успокоить животное, которому не нравилось соседство жеребца Кольта.

— Помни, что я тебе сказал, малыш, — говорил тем временем Кольт. — Двигайся по равнине так, чтобы горы оставались слева, и без проблем приведешь их в Шайенн. Я тебе верю и надеюсь, ты сам приедешь в «Скалистую долину». Если же ты снова заставишь искать себя, то чертовски об этом пожалеешь.

— Я там буду, — пробурчал Билли. — Но в школу все равно не вернусь.

— Выскажешь свои возражения маме, когда вернешься в Чикаго. Что тебе и нужно было сделать в первую голову.

Билли ухмыльнулся.

— Она мне не поверила, когда я заявил, что не хочу быть адвокатом, а предпочитаю работать на ранчо. Теперь-то она знает: я не шутил.

— Да уж, ты ясно дал ей это понять. А вот пойдет ли это тебе на пользу — спорный вопрос.

Затем Кольт заключил Билли в медвежьи объятия, удивившие мальчика не меньше наблюдавшей за ними Джослин. Она могла бы поклясться, что Кольту чужда склонность к нежностям. Но, очевидно, он просто это хорошо скрывал.

Когда Билли направился обратно в гостиницу, а Кольт вскочил в седло, Джослин наконец сообразила, чего не хватает.

— А где сменные лошади?

— Ты путешествуешь с индейцем, герцогиня. — Впервые в его голосе не слышалось самоуничижения. — Если я не смогу жить тем, что дает земля, значит, со мной что-то не так.

Они одновременно подумали о Филиппе Мариво — Кольт с удовольствием от того, что больше не придется нюхать блюда, приготовленные на французском вине, Джослин — с сожалением.

— Я и так тощая, — пожаловалась она. — А теперь вообще превращусь в щепку, когда мы доберемся до места.

У него хватило наглости засмеяться. Но, подумав еще, Джослин пришла к неожиданному для себя выводу: ей даже нравится мысль, что он будет заботиться о ней. Защищать, кормить и делать все, что потребуется. Звучит заманчиво.

Они скакали всю ночь по проезжей дороге, чтобы поберечь лошадей. В какой-то момент Джослин спросила, когда же они остановятся, чтобы немного поспать, и услышала в ответ, что остановки не будет до следующего вечера. Так как она уже устала, а до рассвета было еще далеко, Джослин чуть не повернула обратно.

Но тут ей пришло в голову, что Кольт скорее всего устраивает ей проверку. Должно быть, он даже поспорил сам с собой, как скоро она начнет жаловаться на что-нибудь.

Конечно, она вовсе не обещала не жаловаться. Доведись ей дать столь опрометчивое обещание, она бы, безусловно, ни за какие сокровища мира не открыла рта, чего бы ей это ни стоило во время путешествия. Но по зрелом размышлении она решила, что расстраивать его планы — единственное развлечение, доступное ей в ближайшем будущем. И потому она не станет жаловаться, даже если умрет от усталости.

На рассвете они ненадолго остановились, чтобы дать отдых лошадям. Джослин надеялась заодно и позавтракать, но Кольт лишь вытащил пару тонюсеньких ломтиков вяленой говядины из седельной сумки и велел ей их жевать. Она попыталась. Правда, попыталась. Но у этих американцев, должно быть, зубы значительно крепче, чем у герцогинь. В конце концов она сунула эту штуку в рот, как сигару, и сосала ее все утро.

К полудню Джослин сняла накидку. Не то чтобы день был уж очень теплым, но заданный Кольтом темп требовал определенных усилий, а в горах, через которые они ехали, почти не было ветра.

Они сделали еще одну остановку, и снова ради лошадей. Сэр Джордж явно переносил путешествие лучше Джослин. У нее затекла спина, мышцы болели. Нога, которую она свесила через седельный крюк для равновесия, немела постоянно. Джослин ей позавидовала. Она так устала, что едва не засыпала на ходу. Будь Сэр Джордж менее быстрым скакуном, она скорее всего уже заснула бы.

А по Кольту было вовсе не заметно, что он провел всю ночь в седле. Ни разу он не покачнулся, не повел плечами, чтобы снять напряжение. Голова его ни разу не склонилась на грудь. И в животе у него, судя по всему, не урчало в отличие от нее.

Вскоре после полудня она получила пару бисквитов и фляжку с водой, которую он разрешил ей оставить себе. Если бисквиты не утолили голод, то вода по крайней мере на некоторое время успокоила желудок. Кольт ехал то рысью, то шагом, давая лошадям передышку, временами на короткое время переходил в галоп, затем на пару миль — снова на шаг, и опять — на рысь. И в один из периодов езды шагом Джослин заснула.

Ее разбудила громкая ругань и стальной захват под грудью.

— Господи, женщина, ты что, хочешь убить себя? Стальным кольцом на талии оказалась рука Кольта. А за спиной у нее — подушка в виде его груди. Джослин немедленно воспользовалась этим, даже не удосужившись подумать, каким образом оказалась в таком положении.

— Что-нибудь случилось? — зевая, спросила она.

— Ты начала падать.

— Извини. Должно быть, задремала, — пробормотала она и тут же стала засыпать снова.

— Извини? У тебя не хватило мозгов сказать, что не можешь больше?

Сквозь дрему Джослин пыталась сообразить, чего он так орет.

— Хорошо-хорошо, я больше не могу.

— Упрямство, вот что это такое, — услышала она его ворчание. — Чистой воды упрямство.

Но ей было совершенно все равно, что он под этим подразумевает. Он ослабил свою хватку вокруг ее талии, наклонился, перекинул ее ногу через седло и откинулся назад, чтобы она устроилась, как в удобном кресле. Теперь ее ступни лежали на его ногах, поэтому она полностью расслабилась и даже не почувствовала, как с нее сняли шляпу и вытащили из волос шпильки. Она уже снова дремала.

Но заснула Джослин не очень глубоко, потому что когда лошади снова побежали быстрее, она это заметила.

— Мы что, не будем останавливаться?

— А зачем?

— Чтобы поспать, разумеется.

— Я думал, ты и так спишь.

— Я имею в виду нас обоих. Ты тоже всю ночь не спал.