Хроника тайной войны и дипломатии. 1938-1941 годы - Павел Судоплатов

На основе подтверждения заинтересованности англичан в работах по атомному оружию по данным военной разведки и НКВД мы дополнительно ориентировали в начале 1942 года наши резидентуры в США и Англии по проблеме урана-235 и задачах научно-технической разведки в этой области.

Справедливым будет отметить, что в то время главной задачей научно-технической разведки считалось добывание документальных данных о работах в сферах радиолокации, военной химии, бактериологического оружия, самолетостроения. Кстати, в США и Англии, хотя работы по «урановой проблеме» были засекречены, тоже полагали, что создание атомной бомбы — дело не ближайшего будущего.

Поэтому пока к чисто теоретическим работам в данной области там были допущены ученые иностранного происхождения и политические эмигранты — беженцы из Германии.

Контрразведка США и Англии в 1941–1942 годах не препятствовала использованию этих людей «в чисто теоретических исследованиях», зная об их связях с Коминтерном. Вместе с тем блокировался допуск таких людей к работам, имевшим практическое немедленное значение для совершенствования военной техники. Контрразведывательный режим в США и Англии был гораздо более жестким на авиационных, артиллерийских предприятиях и в лабораториях по производству радиолокационных приборов. Это обстоятельство сыграло исключительно важную роль в том, что уже на начальной стадии исследований по атомной бомбе в научных центрах США и Англии оказались люди, симпатизирующие нам, близкие к руководству компартий этих стран.

Например, Роберт Оппенгеймер с 1938 года поддерживал тесные отношения с нелегальным резидентом Коминтерна в Калифорнии — И. Волковым (Дядей). Он также регулярно платил, вплоть до начала 1942 года, членские взносы в компартию США, состоя в ее негласном штате.

В Калифорнии с середины тридцатых годов по инерции продолжала действовать объединенная резидентура военной разведки и НКВД, опиравшаяся первоначально на кадры Коминтерна. С ними поддерживали активную связь нелегальный резидент военной разведки в США Томас Адамс (Ахилл) и Григорий Хейфец (Харон) по линии НКВД. Оппенгеймер был близок к ним через своих друзей, в частности крупного ученого-химика Мартина Кеймана, и проходил в переписке под псевдонимом «Честер», поскольку проживал тогда в пригороде Сан-Франциско на улице под названием Честер-роуд.

В декабре 1941 года Хейфец, как временно уполномоченный исполкома Коминтерна, сообщил о начале работ по атомной бомбе, а также что профессор Оппенгеймер и другие активисты негласного аппарата компартии не могут продолжать активную партийную работу в связи с привлечением к научным исследованиям специального характера и что они в 1942 году будут связаны обязательствами по неразглашению результатов этих работ. Поэтому в Центре было принято решение выделить для связи с Оппенгеймером спецагента-нелегала Кэтрин Харрисон (Гаррисон) — Аду в переписке, хорошо себя зарекомендовавшую в Западной Европе в работе с супругами Зарубиными. Именно они возглавили аппарат советской разведки в США в декабре 1941 года. Немаловажным обстоятельством являлось и то, что «Ада» была хорошо известна членам нелегального аппарата и руководству компартии США.

Помимо подтверждающих данных из Колумбийского университета о начале работ по атомной бомбе и об успехах германских физиков мы располагали также серьезными материалами о внимании к этому вопросу американского правительства. Об этом сообщил через нелегальные каналы спецкружка компартии США Н. Сильвермастера другой видный американский физик Э. Кондон, ставший затем начальником бюро стандартов США. С ним неоднократно встречался наш групповод Звук — Я. Голос. Надо сказать, что этот человек вообще был осведомлен о масштабе всех работ по атомной бомбе. Он занимал довольно видное положение в американском обществе.

С ним произошла интереснейшая история. Американская контрразведка, видимо, активно разрабатывала его. Э. Кондон, Э. Ферми и другие видные американские ученые получили приглашения на 225-летний юбилей Академии наук СССР летом 1945 года (до взрыва атомных бомб над Японией). Мы активно готовились к их приему по своей линии. Был составлен совместный план мероприятий разведки и контрразведки. От внешней разведки за него отвечал С. Семенов, от контрразведывательного управления — Норман Бородин.

Но вот что интересно, Ферми в СССР не пустили, Кондона же в последний момент американские спецслужбы сняли с самолета, уже выруливающего на взлетную полосу. Несмотря на его протесты, власти отменили его вылет в Советский Союз в составе официальной делегации. Я думаю, что поскольку (это был июль 1945 года) уже начинались разоблачения нашей агентуры, американская контрразведка шла по их следам. Конечно, кроме всего, они не могли пройти мимо той ситуации, что один из руководящих работников правительственного аппарата, да еще в силу обстоятельств работающий в атомном центре Лос-Аламосе, в ядерной лаборатории Беркли в Калифорнии, где разрабатывалось атомное оружие, начальник бюро стандартов США, посещавший кружок компартии, хранитель важных секретов, мог вылететь в Советский Союз.

Эпизод с Кондоном имел интересное продолжение. В декабре 1945 года в Москву на совещание министров иностранных дел прибыла представительная американская делегация, в состав которой входил один из руководителей американского атомного проекта Д. Конант.

Американская сторона обратилась к нам с просьбой организовать встречу и переговоры с академиком П. Капицей, которого английские и американские спецслужбы считали научным руководителем советских работ по атомному оружию и консультантом советской разведки.

Госсекретарь О. Бирнс, посол А. Гарриман и Д. Конант предложили советской стороне — Сталину и Молотову — сотрудничество в области атомной энергии, ознакомление нас с секретами атомной бомбы в обмен на отказ СССР от ее производства. Эти условия американцы выдвигали в том случае, если они будут вести научно-технические переговоры при участии П. Капицы и академика А. Иоффе.

Я не участвовал в переговорах, хотя «числился» помощником Молотова.

Контактов Капицы и Иоффе с американцами не было допущено, но 22 декабря, на обеде в честь американской делегации в Кремле, произошел знаковый разговор, известный мне как одному из очевидцев, участвовавших в оформлении его записи, в подробностях. Молотов, комментируя замечания Бирнса и Конанта о возможном графике передачи СССР данных об американской атомной бомбе, пошутил: «Уж не хотите ли вы извлечь нам для ознакомления привезенные в Москву чертежи атомной бомбы из жилетного кармана?».

Сталин резко оборвал Молотова. Я даже поразился его грубости по отношению к своему соратнику в присутствии американцев. Навсегда запомнил его слова: «Атомная энергия и бомба — достояние всего человечества, это не предмет для шуток. Я поднимаю тост за великих американских физиков, совершивших это выдающееся открытие».

Хочу ответить тем, кто продолжает утверждать, якобы с моих слов, что Оппенгеймер и другие ученые были завербованными «агентами советской разведки». Ничего подобного! Они были нашими «источниками», связанными с проверенной агентурой, доверенными лицами и оперативными работниками.

Прием Сталиным и Молотовым американской делегации окончательно убедил нас, что после наших контактов в ноябре 1945 года с Н. Бором американцы хотят использовать авторитет А. Эйнштейна, Р. Оппенгеймера для установления контактов с нашими физиками, чтобы определить наш уровень работ по атомной бомбе. Поэтому я вместе с руководителем Спецуправления правительства СССР по атомной бомбе Б. Ванниковым подписал тогда же заключение о нецелесообразности участия советских специалистов в совместной книге с американцами по проблеме урана.