Жажда. Тёмная вода - Ник Никсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сидим! — глаза Григория вспыхнули безумием. — Нельзя туда.
Спереди доносились голоса. Рассмотреть, что там происходило, не представлялось возможным. Кто — то с кем — то спорил, умолял.
Витька попытался сбросить руку, но Григорий держал словно стальными тисками. Теперь понятно, почему худосочного Толика сменили на громилу — чтобы Витьку удержать. Только от чего?
Сделав вид, что сдается, Витька зарядил кулаком водителю прямо в нос. Хруст. Григорий взвизгнул и схватился за лицо рукой, кровь заструилась по подбородку. Витька выбрался наружу и побежал вдоль водовозок. Увидел впереди толпу дружинников, образовавших живой круг.
Прогремел выстрел.
В центре круга на коленях стоял Толик, рядом лежал труп одного из водителей с простреленной грудью. Костян пытался разобраться с заклинившим пистолетом. Один из дружинников предложил ему свой, Костян согласился — поменялся пистолетами, затем взвел курок и направил дуло на Толика. Последний сидел без движения, покорно опустив голову и приготовившись к неминуемой участи.
Витька растолкал дружинников и ворвался в круг.
— Не стреляй! — кинулся к Толику, закрыл его собой. — Не надо!
— Уберите его, — скомандовал Костян.
Дружинники втроем накинулись на Витьку, обездвижили. Витька на мгновение поймал полный изумления взгляд Толика, — не оттого, что его собирались убить, а оттого, что за него заступились.
Костян пнул Толика в грудь, тот упал. Витьку утащили за оцепление.
— Это ты воровал воду! — крикнул Витька. — Я все расскажу Робсону.
Костян постоял немного в раздумьях и пошел за Витькой. Схватил его за шиворот, швырнул к водовозке. Витька упал на асфальт.
— Ты с кем говоришь! — гаркнул он, направив на него пистолет.
Витькин взгляд упал на боковое стекло двери водовозки, в котором отражался смирно сидевший водитель. От страха тот не решался даже мельком взглянуть в зеркало, чтобы узнать о происходящем возле его машины.
— Водители! — сказал Костян — Слушайте мою команду. На нас напали урки. Две машины расстреляны, двое убитых, мы благополучно отбились. — Костян продолжил вполголоса, чтобы слышал только Витька. — Именно это ты и скажешь Робсону, а теперь быстро сел в машину и выполняй.
— Не убивай его.
— В машину, или станешь третьим дохляком!
Витька поднялся на ноги и взглянул Костяну прямо в глаза.
— Не стану. Ты меня не тронешь.
— Ты кем себя возомнил? Ты никто! Дерьмо ты вонючее.
— Когда Робсон услышит твою сказку про нападение урок, он будет в бешенстве. Подтвердить твои слова могу только я, твоим шестеркам он в жизни не поверит. А если начнет давить, узнает, что это ты все время воровал воду. И тогда тебя вздернут.
Костян молчал с полминуты, тяжело дыша сквозь зубы. Все это время Витька пристально смотрел ему в глаза, в которых явственно отразился страх за свою жизнь.
— Там моих только десять процентов, остальное Робсона. Он получает все деньги, а я жопу рву. Я сам никогда не возмещу двадцать кубов. Подстава — единственный способ.
— Тогда расскажи ему про весы, он поймет.
Костян нервно усмехнулся.
— Ты его совсем не знаешь. Я должен приносить деньги раз в неделю, ему плевать, где я их возьму. Если не принесу, он меня убьет.
— Неужели, он еще безжалостнее, чем ты?
Костян глубоко вздохнул и взглянул в сторону Толика, все так же сидевшего на коленях с опущенной головой.
— Он ненадежный, я не могу ему доверять.
— Он не спалит, я поручаюсь. Не убивай его, и я подтвержу твою историю, — сказал Витька. — И еще помогу достать десять кубов питьевой, по рукам?
— Как?
— Я же сливщиком был. У меня есть свои подвязки в Кремле.
Костян задумался, кивнул, убрал пистолет в кобуру. Дружинники по его команде выстроились напротив двух водовозок и открыли огонь из автоматов, изрешетив кабины и пустые баки.
Витька отвел находящегося в прострации Толика к машине, помог взобраться на сидение.
Обескровленная колонна двинулась домой.
* * *
Батя аккуратно положил телефонную трубку на аппарат, встал, прошел через весь кабинет к окну, внимательно посмотрел на вражескую армию у своих границ.
— Это был губернатор? — спросил Кобальт.
Батя открутил крышку с фляжки и глотнул воды. Кивнул.
— Предложил урегулировать вопрос с Суворовым и снять с тебя обвинения в убийствах дружинников и гвардейцев, если мы вернем мальчика и сдадимся, — Батя помолчал и добавил. — Никогда не слышал его таким злым.
— Это всё?
Батя посмотрел на Кобальта, и в его взгляде промелькнул стыд.
— Я сохраню свою должность и независимость Мида. Он согласен подписать новый контракт на поставку ГСМ.
— Он хорошо знает твои слабые стороны.
— Ты убил шестерых гвардейцев! Шестерых! Ты не оставил ему выбора. Не оставил выбора и мне. Все, что я создал за пятнадцать лет, ты разрушил и поставил жизни всех мидовцев на кон своей авантюры.
Кобальт помолчал, потом заговорил:
— Ты же никогда этого не хотел, — он обвел глазами кабинет: забитый бумагами стол, телефон, чайная кружка в железном подстаканнике. — Где тот Батя, что врезал Суворову на глазах его людей, где тот, кто спас меня и десятки других, кто пробивал себе путь прикладом автомата. Что с тобой случилось?
Батя вдруг поник, его плечи обмякли, тяжелые мешки под глазами оголили красноту впавших глаз. Он выглядел жалким, уставшим, старым.
— Сколько себя помню, я всю жизнь воевал. Я убивал по приказу начальства, отправлял мальчишек на верную смерть, потому что «так надо». Мне не было стыдно, потому что у всего этого был смысл, высшая цель — служение Родине. А потом в один момент не стало ни начальства, ни Родины. Ни высшей цели, ни смыслов. Ничего. Все исчезло по щелчку пальца. Старые споры за земли, за власть, за ресурсы — потеряли какое бы то ни было значение. За что я воевал и убивал? За что умерли те мальчишки? За идеалы, которые безвозвратно утеряны. Я стал винтиком смерти в машине, у которой теперь нет ни двигателя, ни колес, ни топлива. Я осознал, что больше не могу этого делать. Не могу оправдывать войну. Ее выгода сиюминутная, а последствия — навсегда. Идеалы меняются, а погибших за них не вернуть. Став главой Мида, я решил, что могу добиться чего — то без войны. Самое ценное, что теперь есть для меня — моя дочь. Да, я делал ошибки, много ошибок, но я не допустил смерти ни одного мидовца от рук человека, — Батя снова выглянул в окно. — И все равно проиграл. Война сама нашла меня.
Кобальт медленно подошел к нему.
— Ты лживый кусок дерьма. Кого ты пытаешься обмануть сейчас? Я все видел: закрытый коллектор, клетку, обглоданные кости. Расскажи, как ты научился это оправдывать?