Счастье™ - Уилл Фергюсон

– О врачах. Сколько они вам дали?

Джек смотрел на Эдвина с выражением крайней досады. Тот хорошо понимал, что ошарашил его.

– Ну так сколько?

– Пошел ты на хуй, отвяжись от меня.

– Год? Полгода? Неделю?

– Ты слышал? Я сказал: пошел на хуй, отвяжись. Но Эдвин остался на месте.

– Сколько, Джек?

Тот насупился, посмотрел на него с ненавистью, граничащей с уважением, и, наконец, произнес:

– Кто их разберет? Врачи – кучка придурков. Ни хрена они не знают. Может, неделя. Может, год. Когда начнет прогрессировать, это дело нескольких дней. Перед тобой Иов собственной персоной. Я пережил все чирьи, напасти и проверки верой, которые посылает нам Господь в своей беспредельной жестокости. И пока держусь. А почему? А не «потому что», блядь, а «вопреки».

– Все началось где-то полтора года назад, да? И когда вы узнали, решили написать книгу, чтобы заработать деньги. На долгий срок. Библиотекарша ошиблась. Вы не распутничали и не пьянствовали в Силвер-Сити, а делали то, что и говорили: сдавали анализы.

– Распутничал и пьянствовал? Это Ребекка сказала? Ха! Для моих лет это комплимент. – Он поднялся с кресла, будто морж, будто король, и медленно произнес: – Что именно тебе нужно? Мои извинения? Покаяние?

– Что вы сделали с деньгами? – спросил Эдвин, хотя прекрасно знал ответ.

– Растратил! – крикнул Джек. – Безрассудно пустил на ветер. Просрал. Ничего нет. Ха!

Эдвин улыбнулся:

– А вот и нет. Сейчас ваши авторские составляют сто пятьдесят миллионов, не меньше. Вы не могли их потратить – только не в Райских Кущах, в этом тупике вашей жизни. Даже не купили новый трейлер. Нет, вы не растратили деньги. Совсем нет. Вы знали, что умираете, и стали откладывать. Но зачем? – Эдвин обошел стопку коробок, покачал головой. – Забавно. Мы сидели тут больше часа, спорили, как два талмудиста, и мне даже в голову не пришло, что вы уезжаете. Собираете вещи. Куда, Джек? В Силвер-Сити, я прав? Собираетесь умереть там?

– Так-так-так. Ишь, какой ты у нас умный. Только не суйся своими грязными крысиными лапками к моим денежкам. Не выйдет. – Джек потянулся к винтовке, но Эдвин его опередил, схватил ружье и осторожно отложил в сторону.

– Я знаю, где ваши деньги, Джек.

Эдвин нашел коробку с фотографиями, отложил изображение Аллана в клешах и достал снимок смеющегося карапуза. С пушистыми волосами, улыбкой до ушей и глазами Джека.

– Ваш внук?

Джек наблюдал за ним с возрастающим подозрением.

– Оставь в покое внука.

– Увы, – улыбнулся Эдвин, – это не в моих силах. Он уже втянут во все это.

– Если ты намерен грабануть старика, ты не туда пришел. Можешь перевернуть все вверх дном. Денег нет. Ни цента. Не веришь? Давай проверь.

– Джек, я вам верю. Я знаю, где деньги. Не здесь. На счету в банке, может, в Силвер-Сити, сто пятьдесят миллионов на имя – как зовут вашего внука?

Джек обмяк, из голоса исчезла угроза.

– Бенджамин. Бенджамин Мэтью Макгрири. Сейчас ему шесть лет, это старая карточка.

– Толковый мальчишка? Джек кивнул:

– Будь здоров соображает, паршивец. И там не сто пятьдесят миллионов, а почти триста.

Эдвин пожал плечами.

– Миллионом больше, миллионом меньше, какая разница… – Он сел на стул. – Давайте, может, выпьем еще?

– Пошел ты к черту.

– Со льдом, пожалуйста. Адское пекло.

Джек что-то проворчал, направился к старому холодильнику, отколупал немного от ледяной шубы в морозилке (он никогда специально не замораживал лед) и бросил по куску в стаканы. Вылил туда остатки «Южной отрады».

– Глядите-ка, – поразился Эдвин. – Целую бутылку уговорили. Ваше здоровье!

Но Джек не притронулся к своему стакану.

– Хотите оставить внуку наследство, – сказал Эдвин. – Сделать ему сюрприз через много лет после смерти. На восемнадцатый день рождения…

– На двадцать первый, – сказал Джек. – Пусть подрастет, не дам я пацану в руки триста миллионов, обойдется.

– Тоже верно. В общем, вы хотите что-то ему оставить. Чтобы он сказал: «А дед, в конце концов, был неплохим человеком». Чтобы он помнил вас еще долго после вашей смерти. Это совсем не то, что вы мне навесили на уши: «После моей смерти умрет весь мир».

– Триста миллионов. Ему не придется ни на кого горбатиться. Езжай куда хочешь, делай что хочешь. Пусть парень покоряет мир.

– Нет, – сказал Эдвин. – Ему нечего будет покорять. Маленький Бенджамин унаследует огромное состояние – и все. Потратить-то будет не на что, и хуже всего – радости от денег не будет. Джек, почему мы такие, какие есть? Почему у нас самая большая, жадная и мощная страна в истории человечества, которая всех прижимает к ногтю, ест «биг-маки» и считает калории? Все дело в погоне за счастьем. Не в самом счастье. А именно в погоне.

– Послушай, – сказал Джек, но Эдвин не слушал.

– Какими были первые письменные документы? Первые записанные слова, первое, что важно было записать? Список покупок и военные отчеты. Вот что впервые нацарапали на глиняных дощечках и папирусе. Когда шумеры начали излагать жизнь словами, когда принялись вести записи о мире людей, они составили списки. Списки вещей, имущества. И великих деяний. С этого-то момента и начинается история: выявление затрат и права хвастунов. Первые писцы, первые литераторы писали не о самоуважении и общении с внутренним миром. Они не писали: «Каждый из нас особенная личность». Нет. Они писали о смерти королей и накоплении богатств. Собственность, гордость, грандиозные мечты. Вот что делает нас людьми. А вся эта эпидемия самосовершенствования и любви к себе, которую мы выпустили в мир, все подорвала. «Что мне открылось на горе» – преступление против человечества.

– Почему? – спросил Джек. – Потому что все сработало? И люди на самом деле избавились от имущества? Книга обещала счастье и принесла его. Люди счастливы. Вот и все.

– Нет, – сказал Эдвин. – Все хуже. Намного хуже. Они не просто счастливы – им ничего не нужно. Знаете, что происходит, Джек? Конец приключениям. Вы это хотите оставить в наследство: пресную жизнь?

– Когда Бенджамин получит эти деньги, он сможет…

– При чем тут деньги? Хотите, чтобы ваш внук рос в мире без приключений? Да? Finis coronat opus, Джек! «Конец – делу венец». Последний поступок человека подводит итог его жизни. Finis coronat opus! – Он прокричал три последних слова, будто хотел ударить ими воздух. Будто слова могут что-то изменить.

Джек молчал. Эдвин поднял стакан, подержал лед во рту. Язык онемел от пропитанной виски прохлады. Он думал о Мэй, ее безжизненных губах, пустом взгляде и ждал ответа, понимая, что сейчас все может измениться.