Бетагемот - Питер Уоттс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лабин медленно поворачивает голову из стороны в сторону, смотря в бинокуляр. Внимательно изучает остров. Когда Кларк подходит к ограждению, Кен молчит.
— Ты знал их? — негромко спрашивает она.
— Не исключено. Я не знаю, кто был здесь, когда это случилось.
«Мне жаль», — едва не говорит она, но зачем?
— Может быть, они видели, что произойдет, — предположила она. — И успели спастись.
Он не сводит взгляда с береговой линии. Окуляры бинокля торчат трубчатыми антеннами.
— А разве не опасно стоять вот так, в открытую? — спрашивает Кларк.
Лабин пожимает плечами, проявляя удивительное, жуткое безразличие к опасности.
Лени пристально всматривается в береговую линию. Те самые движущиеся крапинки немного увеличились в размере: они похожи на каких-то живых существ. Похоже, они движутся к платформе.
— А когда, по-твоему, это произошло? — Ей почему- то кажется важным заставить его говорить.
— С последнего сигнала от них прошел год, — говорит он. — Платформу могли сжечь в любой момент за это время.
— Может, даже на прошлой неделе, — замечает Кларк.
Когда-то их союзники более добросовестно подходили
к обмену сообщениями. Но даже так затянувшееся молчание не всегда что-то значило. Для разговора приходилось ждать, когда никто тебя не слышит. Соблюдать предельную осторожность, чтобы не раскрыться. Контакты и корпов, и рифтеров и раньше время от времени замолкали. И даже сейчас, после годового молчания, можно было надеяться на то, что новости все-таки придут. И это может произойти в любой день.
Только, разумеется, не сейчас. И не отсюда.
— Два месяца назад, — говорит Лабин. — По меньшей мере.
Она не спрашивает, откуда ему это известно. Только следит за берегом, который Кен так пристально изучает.
«О, Бог мой».
— Там ведь лошади, — удивленно шепчет она. — Дикие лошади. Ничего себе!
Сейчас животные были настолько близко к ним, что их нельзя не заметить. Помимо воли в сознании Лени возникает видение: Алике в ее тюрьме на морском дне. Алике, говорящая: «Это самое лучшее место, в котором я могу оказаться».
«Интересно, — думает Кларк, — а что бы она сказала сейчас, видя этих диких животных».
Хотя, если подумать, это зрелище вряд ли так уж сильно впечатлило бы ее. Она же была дочкой корпа. Ей еще и восьми не исполнилось, а девочка, наверное, уже дважды совершила кругосветное путешествие. А возможно, у нее была и собственная лошадь.
Табун в панике несется вдоль песчаного берега. «Что они здесь делают?» — с удивлением думает Кларк. Сейбл трудно было назвать островом и до того, как поднявшееся море разделило его; он всегда был лишь чрезмерно разросшейся песчаной дюной, медленно ползущей под воздействием ветра и течений вдоль истощенных нефтяных месторождений шельфа. На этом конкретном острове не было ни деревьев, ни кустарников — только грива тростниковой травы, покрывавшая вершину каменной гряды, похожую на спинной хребет. Казалось невероятным, что такой крохотный кусочек земли может обеспечить жизнь таким большим животным.
— Тут и тюлени есть. — Лабин проводит рукой вдоль берега на север, хотя то, что он видит, находится слишком далеко, чтобы Кларк могла увидеть это невооруженным глазом. — А еще птицы. Растительность.
Диссонанс сказанного дошел до нее.
— Откуда такой интерес к живой природе, Кен? Ты вроде никогда особо ее не любил.
— Тут все здоровы, — отвечает он.
— То есть?
— Трупов нет, скелетов тоже. На вид тут даже никто не болеет. — Лабин стаскивает с головы бинокуляр и прячет его в поясную сумку. — Трава слишком коричневая, но мне кажется, это нормально.
По тону его речи она догадывается, что он разочарован... но чем?
Тут до нее доходит. Бетагемот. Он его ищет. Надеется найти. На суше мир сжигает зараженные зоны... по крайней мере, маленькие, где есть надежда сдержать микроб в обмен на жизни и землю, потерянные в пламени. В конце концов, Бетагемот угрожает всей биосфере; никто не испытывает волнения по поводу сопутствующего ущерба, когда ставки настолько высоки.
Но на Сейбле все жизнеспособно и нормально развивается. Сейбл не сгорел. А это значит, что разрушение платформы никак не связано с экологической обстановкой.
Кто-то охотится за ними.
Кем бы они ни были, Кларк не может реально обвинять их. Она умирала бы здесь вместе со всеми остальными, если бы у корпов все получилось. Атлантида была построена только для Движущих и Сотрясающих мир; для элиты такие как Кларк и вся ее компания были просто группой тех, кого двигали и трясли. Вот только Ахилл Дежарден сказал им, где идет вечеринка, чтобы они могли попасть на нее, прежде чем выключат свет.
Так что, если это гнев тех, кого оставили на произвол судьбы, едва ли Кларк может выражать недовольство. Они даже целятся правильно. Бетагемот, в конце-то концов, это ее вина.
Она оглядывается, рассматривая обломки. Кто бы это ни сделал, с Дежарденом им не сравниться. Они не плохи, далеко нет; им хватило сообразительности вычислить примерные координаты «Атлантиды». Они основательно перетряхнули Бетагемот, и с получившимся вариантом модифицированный иммунитет обитателей станции ничего поделать не мог. Они высеяли Бета-макс в правильной области, и одно это уже могло принести им победу, судя по количеству тел, которое уже набралось, когда «Вакита» отправилась в путь.
Но гнездо они так и не нашли. Пошатались по окрестностям, сожгли уединенный аванпост на границе, но сама Атлантида от них скрылась.
А Дежарден — ему потребовалось меньше недели на то, чтобы просеять триста шестьдесят миллионов квадратных километров морского дна и вывести точный набор широты и долготы. Он не только нарисовал мишень, но дернул за необходимые струны, замел следы и помог рифтерам добраться до станции.
«Ахилл, друг мой, — думает Кларк. — Как же нам пригодилась бы сейчас твоя помощь». Но Ахилла нет в живых. Он погиб во время Рио. Статус лучшего правонарушителя УЛН не спасает, когда на голову падает самолет.
Вполне возможно, его убили те же самые люди, которые тут все сожгли.
Лабин идет назад вдоль платформы. Кларк следует за ним. Ветер налетает со всех сторон, холодный и колючий; она могла бы поклясться, что он проникает даже сквозь гидрокостюм, хотя, наверное, у Лени всего лишь разыгралось воображение. Где-то рядом случайно образовавшийся туннель из труб и листов обшивки под ветром стонет так, словно внутри спрятались привидения.
— А какой сейчас месяц? — спрашивает она, стараясь перекричать шум ветра.
— Июнь, — отвечает Лабин, направляясь к вертолетной площадке.
Кажется, сейчас намного холоднее, чем должно быть в это время. Может, после того как Гольфстрим прекратил свое существование, такая погода теперь сходит за теплую. Кларк никак не могла толком понять этот парадокс: как глобальное потепление может превратить Восточную Европу в Сибирь...