Заговор адмирала - Михель Гавен

В конторе, едва Миклош Хорти вошел внутрь, он увидел своего друга Борнелицу. Тот сидел за столом, а за его спиной стоял неизвестный человек, державший у его виска пистолет. Сообразив, что угодил в ловушку, Хорти бросился назад, но получил сильный удар по голове сзади и упал на пол. Оба его телохранителя были убиты ударами ножа в спину, практически беззвучно, как только вошли в контору вслед за шефом.

— Закатайте его в ковер, — приказал Скорцени Цилле, войдя в комнату и увидев младшего Хорти лежащим на полу без сознания. — Этого свяжите, — он показал на Борнелицу, — заткните ему рот. Притащите ковер из соседней комнаты и тоже заверните. Машина стоит у подъезда. Срочно выносите их и грузите внутрь.

— Тебе не кажется, что лейтенант этих гонведов, там у моста Эржбеты, что-то заподозрил, — сказал Алик Рауху, глядя вперед. — Мне кажется, они подтягиваются сюда.

Раух промолчал.

— Злишься за Маренн? — Алик усмехнулся. — Сейчас не время, Фриц.

— Тебе не кажется, что ты суешь нос не в свое дело, — отрезал тот. — Я понимаю, что Отто хочет занять место Шелленберга. А ты чье место хочешь занять? Его адъютанта, что ли? По-моему, как-то мелковато. Или просто язык чешется?

Дверь открылась. Появился Скорцени, в руке он держал пистолет, девятимиллиметровый «вальтер». За Скорцени показались Цилле и его помощники. Они несли два арабских ковра, в них были завернуты младший Хорти и его товарищ Борнелица. Как только они появились на пороге, раздалась первая автоматная очередь, это стреляли от моста Эржбеты.

— Грузите их, я прикрою, — Раух быстро сменил позицию, схватив «шмайсер», лежавший на заднем сидении, спрятался за машиной и открыл ответный огонь.

— Алик, поддержи его! — приказал Скорцени. Науйокс кивнул и быстро присоединился к Фрицу.

Огонь от моста усиливался. Гвардейцы приближались перебежками. Они действительно были неплохо обучены. Прицельный огонь убил двух помощников Цилле, а ещё двое, раненые, вынуждены были снова скрыться в помещении фирмы. Оставшиеся участники операции вынуждены были отстреливаться. На какое-то время оба ковра с их содержимым оказались брошенными на асфальт.

— Где Фелькерзам? Где его люди? — прокричал Науйокс Скорцени. — Похоже, они опоздают, нас здесь прикончат!

— Должны быть.

— Вон они, — Раух махнул рукой в сторону парка.

Оттуда действительно показались две машины, с такими же замазанными грязью номерами. Из них выскочило несколько человек в штатском, но с автоматами. Они атаковали гонведов с фланга. Послышались взрывы гранат. Завязался бой. С обеих сторон велся яростный огонь. Неожиданное нападение заставило гвардейцев прижаться к брусчатке мостовой. Но силы были неравны, гонведов явно было больше. Было ясно, что они скоро опомнятся.

— Заталкивай, заталкивай его!

Воспользовавшись тем, что гонведов отвлекли, Раух схватился за край ковра, в который был завернут младший Хорти, помогая Цилле погрузить его. Пуля чиркнула над его головой и впилась в дверной косяк. Лейтенант гонведов заметил их действия, несколько гвардейцев открыли по ним стрельбу. Пригибаясь под кинжальным огнем, Науйокс и Скорцени загрузили в машину Борнелицу.

— Все в машину! — приказал Скорцени и, обежав автомобиль, быстро сел за руль. Раух и Науйокс отстреливаясь, сели вслед за ним. Машина развернулась и быстро поехала по улице, свернув за угол. Сообразив, что дело сделано, Цилле отдал команду, и все оставшиеся эсэсовцы скрылись в машинах, исчезавших так же неожиданно, как и появились, рванувшись в разных направлениях.

* * *

— Мой старший сын убит. Мой младший сын похищен и, возможно, тоже убит. Мой дом окружен вражескими солдатами, — адмирал Хорти подошел к камину, в котором всё также ярко пылал огонь, и остановился, глядя перед собой. Две глубокие морщины рассекли его высокий, совсем ещё не старческий лоб.

— О, боже, боже, — Магда всхлипнула, закрыв лицо руками. — Я даже не могу выйти из дворца, чтобы помолиться за моего мальчика в Будаварской церкви Богоматери, куда мы обычно ходим. Что будет, что будет?

— Пожалуйста, успокойтесь, — Маренн ласково обняла пожилую женщину, прислонив её голову к своему плечу. — Штурмбаннфюрер фон Фелькерзам уже обо всём доложил Вальтеру. Когда фюрер обещал принять рейхсфюрера? — спросила Маренн Ральфа, стоявшего напротив.

— Завтра утром, — ответил тот. — У него совещание с военными.

— Я уверена, что вашему сыну не причинят вреда. Это не в их интересах, поверьте.

— Что бы ни случилось, ты должен знать, — Магда встала, подошла к мужу, положила руку ему на плечо, браслет с сапфирами трагически блеснул на её запястье, точно молния промелькнула. — Мы прошли вместе долгий путь, я останусь с тобой, что бы ни случилось. Я приму смерть, не моргнув глазом.

— Я тоже… — начала Илона.

— Нет, — Магда остановила её протестующим жестом. — Ты должна жить, ради детей, ради памяти Иштвана, ради памяти о нас, — её голос дрогнул. — Если нас расстреляют здесь, а Миклоша убьют в лагере, кто о нас вспомнит добрым словом, когда весь этот ужас закончится? Только ты и Эржбета. Я сейчас жалею, что вместе с детьми мы не отправили в посольство Ватикана вас обеих.

— Ты моя верная подруга, я рад, что когда-то в молодости я не ошибся в выборе, — Хорти обнял жену, с нежностью прижав её голову к своей груди. — Надеюсь, я тоже ничем не разочаровал тебя в последние годы. Да, мы всё примем вместе, теперь нам ничего иного не остается. Они просто никого не выпустят из Буды. Хотя тебе лучше бы было бы находиться подальше от всего этого, — он поправил локон, выбившийся из прически Магды.

— Они не посмеют стрелять в вас, — резко ответила Маренн и взглянула на Фелькерзама. — Если Скорцени посмеет стрелять в вас, сначала ему придется застрелить меня. Я не думаю, что он готов к этому.

— Здесь есть, кому защитить вас, фрау, и его высокопревосходительство с семейством, — невозмутимо напомнил ей адъютант Шелленберга. — Если они вознамерятся стрелять, тем более убивать кого-то, сначала им придется иметь дело со мной и моими солдатами. Это приказ бригадефюрера, и я его исполню. Я тоже не думаю, что они готовы стрелять по своим. Не думаю, что рейхсфюрер допустит, чтобы Кальтенбруннер натравливал одних офицеров его службы на других и устраивал междоусобицу.

Усадив жену в кресло, Хорти прошелся по комнате, его ярко начищенные ботинки неслышно ступали по ворсистому мягкому ковру.

— Как бы то ни было, — произнес адмирал, — мы будем продолжать свое дело. Отступать нам некуда. Граф Эстерхази, — он обратился к помощнику, стоявшему у стола с бумагами в ожидании приказаний. — Пожалуйста, оповестите всех членов Коронного совета о заседании завтра в семь утра, и поставьте в известность Вейзенмайера, как он того хочет, иначе членов Совета попросту не пустят в замок. Пока я ещё не смещён со своего поста, они не смеют воспрепятствовать мне в исполнении моих обязанностей по управлению государством. На этом заседании Коронного совета я поставлю вопрос о выходе из коалиции с Германией, перемирии с союзниками и переходе Венгрии на сторону стран антигитлеровской коалиции. Да, да, — подтвердил он, увидев промелькнувшую на лице Эстерхази растерянность, — именно так и оповестите членов совета и даже Вейзенмайера. Если они считают возможным предательски со спины напасть на моего сына, завернуть его в ковер и тащить за ноги по асфальту, я не потерплю такого отношения ни к себе, как к государственному лицу, ни тем более к моей стране. Миклош был объявлен моим преемником. Венгрия объявляет Германии войну. Так будет заявлено завтра на заседании Коронного совета, — Хорти решительно пристукнул ладонью по спинке кресла. — И надеюсь, члены Советы меня поддержат. Пусть они знают. Обстоятельства чрезвычайные. Закон позволяет мне, как Верховному главнокомандующему, единолично принимать решения об объявлении войны или мира в подобных обстоятельствах, только посоветовавшись с членами Совета, без созыва парламента. Созвать сейчас парламент — это совершенно нереально. Генерал Вереш, — Хорти обратился к начальнику Генерального штаба, — по согласованию с советской стороной, когда Красная армия примерно может подойти к Будапешту, если начнется восстание?