Игры падших - Сергей Станиславович Юрьев

У подполковника и его бывшего заместителя премьер-лейтенанта Кале взгляды были абсолютно пустые, как и у остальных бывших «Цепных псов». Гресс Вико не помнил остальных по именам, но прекрасно знал каждого в лицо. Он неоднократно вручал им награды после успешных операций, и сейчас было просто жутко смотреть в эту пустоту. Последним в строю стоял спецагент Тика Ван Дебби, который был ниже всех ростом. Точно такие же неподвижные глаза, слегка навыкате, и даже веки не смеют моргнуть. Но в тот момент, когда Вико отвёл от него взгляд, ему показалось, что боковым зрением он успел заметить, как Тика ему подмигнул.

Свидетельство двенадцатое

Приветствую тебя, сын мой. Слава Богу, что не забываешь меня, хоть рядом с тобой немало достойных служителей Господа нашего, которые и без меня все твои сомнения развеют и каждому вопросу ответ найдут.

Льщу себе надеждой, что вопросы твои, кои ты мне в письмах своих адресуешь, происходят от пытливого ума, а не от праздного вольнодумства. И верно то, что ты задаёшь их мне, а не игумену Филарету или келарю Фоме. Фома тебя точно за уши бы оттаскал, а игумен наложил бы такую епитимью, что у тебя все колени были бы в ссадинах, а лоб в синяках. Только не вздумай жаловаться мне на жизнь. Она и не должна отрокам мёдом казаться – от этого у них расслабление воли и ума происходит.

Ещё раз повторяю: послушничество твоё не означает, что тебе в этой жизни один путь – по духовной линии, и в монахи тебя насильно никто не постригать не собирается. Направил я тебя в обитель только потому, что лучшего образования отрокам, чем в монастырских школах, никто не даёт. А знания и старания открывают все пути. Выбирай. Неволить не буду.

При встрече расскажешь мне, как в руки твои шаловливые попала книга ромейского каталикоса Марка Стронция. И не отпирайся. Не попадись она тебе, не стал бы ты вопросов своих дурацких задавать.

А теперь читай и запоминай.

Спрашиваешь ты, почему Господь наш после Битвы Небесной не истребил всех Гордых Духов, восставших против него. Католикос тот окаянный пишет, будто дело в том, что решил Господь оставить их миру, чтобы избавить Себя от неприятных обязанностей карать нераскаявшихся грешников, что Он оставил в мире Зло, которое может контролировать, страх перед которым заставляет людей вести праведную жизнь. Этак можно подумать, будто Он поручил абсолютному Злу бороться со злом бытовым.

Но так ли уж много в этом мире людей, которых по-настоящему страшит Пекло? Так уж ли много в мире людей, которых этот страх остановил при потворстве похоти своей и даже в совершении самых мерзких злодеяний?

Да ты и сам всё видел, пока всякие напасти терпел до того, как тебя наша славная дивизия приютила, отмыла и накормила. Если бы Господь страхом на путь Истины наводил, то Пекло было бы на земле, а не в преисподней. Тогда сразу все, даже самые нечестивые, души воспылали бы любовью к Господу, только бы избавиться от страхов и страданий.

Но недаром Господь ограничил власть Падших на земле и даже уравнял шансы в нескончаемой битве за людские души, поскольку нравственный закон не должен привноситься одним лишь страхом. Свобода выбора – один из самых драгоценных даров Всевышнего чадам своим, но именно она, эта свобода, является тяжким испытанием, поскольку мир полон соблазнов, а человек слаб. И многие, очень многие отказываются верить в то, что их сладострастие, алчность, властолюбие, жестокость – всего лишь топливо для того страшного очага, на котором в Пекле сгорают их души, и та боль, тот ужас, которыми они наполняются, становится пищей для владык преисподней и прислужников Падших. Конечно, потопа, землетрясения или какой техногенной катастрофы они лично учинить не могут, поскольку Гнева Господня опасаются – запрёт Он их каждого в собственном Пекле, и будут они там грустить до конца времён. А вот людишкам нашёптывать всякие сладенькие мерзости им не запрещено. Поддерживать богопротивные секты и всяческие течения в массовой культуре Падшие тоже могут, что и делают с полным рвением.

Словом, творят они всё, чтобы их неуёмная жажда всегда находила удовлетворение, и пока им это удаётся. Более того, кажется, что с каждым новым веком пища их становится всё обильнее и слаще. Взять, например, политику… Ложь всегда была одним из главных её инструментом, но, к несчастью, за последние века полтора она стала не главным, а единственным. А воровство уже вовсе не считается постыдным занятием даже в нашем Соборном Отечестве. Давеча, например, судили главного квартирмейстера нашей дивизии подполковника Семёна Зарубу. Дали ему пятнадцать лет в Тындинских лагерях, так прочие господа офицеры, в большинстве, ему даже сочувствовали: мол, всего полтора года до пенсии не дотянул, бедолага. А то, что он вагон новёхоньких, с иголочки, бушлатов налево пульнул – это, значит, ничего…

Хотел я тебе присоветовать, когда судьбу выбирать будешь, по армейской линии пойти, а теперь сомневаюсь.

Ты письмо это никому не показывай, а лучше того – спали, как прочтёшь. Крамольного в нём ничего нет, однако ныне, ежели кому из Тайной Канцелярии или Секретариата Духовной Консистории приспичит выслужиться, тот и «Отче наш» как бесовскую проповедь представит – глазом не моргнёт. Что поделать – подлость и мерзость человеческая не только из Пекла приползает, но и рождается в умах наших сограждан естественным путём.

Чан Бойши, сяйго, ближайший советник юного императора, бывший постельничий матери-императрицы, сидел на точной копии трона Солнца Поднебесной, сделанной, правда, не из белого золота, а их мягкой древесины бальзы, произрастающей в Южной Лемуриде. Во-первых, деревянное перекрытие верхнего яруса высотной пагоды на северной окраине Запретного города не выдержало бы многотонного веса трона из благородного металла. Во-вторых, в случае опасности, если здесь вздумает появиться какой-либо назойливый недоброжелатель, древесину можно было легко спалить в сигнальной жаровне, которая традиции всегда находится в полной готовности, хотя уже несколько веков не использовалась по назначению. И никто потом не докажет, что какой-то там сяйго, теша своё самолюбие, покусился на подобие одного из символов императорской власти. Да, непросто быть вторым лицом в государстве, где Солнце Поднебесной сияет почти одинаково высоко и для ближайшего сановника, и для последнего бродяги.

За то, что он сейчас делает, согласно древнему кодексу легендарного Маодуна, первого императора хуннов, полагается такая же кара, как за государственную измену. Да это и есть измена – сидеть на троне, подобном императорскому. Но сюда никто не войдёт. Никогда. Кроме немых от рождения уборщиков, что протирают здесь пыль и натирают полы благоухающей мастикой. А значит, опасности нет, и можно без тревоги в душе созерцать величественный город в спокойных лучах заката.