Тот, кто следовал за мистером Рипли - Патриция Хайсмит

— Ночью, наверное, тут жизнь бьет ключом.

— Она и днем не замирает, — отозвался Том, указывая на двух девиц, приближавшихся к ним с очевидными намерениями. — Давай-ка возьмем такси и махнем в зоопарк.

— Опять в зоопарк! — рассмеялся Фрэнк.

— А я люблю зоопарки! Тем более этот. Скоро сам убедишься.

Девицы, совсем юные и довольно привлекательные — особенно одна, не размалеванная, — решили, что остановленное Томом такси рассчитано и на них, но остались ни с чем: Том с улыбкой отмахнулся от них.

У входа в зоопарк Том задержался возле киоска и купил газету. Он просмотрел ее дважды, чтобы не пропустить заметки с информацией, так или иначе связанной с берлинскими событиями либо с Фрэнком Пирсоном, но ничего подобного не обнаружил. Что ж, отсутствие новостей хорошо само по себе.

Том купил билеты, давшие им право передвигаться по парку на игрушечного вида поезде. Он состоял из пятнадцати вагончиков без крыши, в которые можно было входить через невысокие бортики. Фрэнк был в восторге, Том — тоже. Вагончики почти бесшумно катились по дорожкам зоопарка Гагенбека, мимо игровых площадок, где детишки висели на шинах, скользивших по проволоке довольно высоко над землей, или ползали внутри двухэтажных конструкций из пластика с многочисленными тоннелями, подъемами и спусками. Поезд-игрушка провез их мимо вольеров со слонами и львами, между которыми не было никаких видимых решеток. Когда он привез их в ту часть, где были птицы, они вышли и, купив пакетики с орешками и пиво, вскочили на поезд, шедший назад к выходу.

Обедали в большом припортовом ресторане, который Тому запомнился по предыдущему посещению. Застекленные стены позволяли посетителям наблюдать за жизнью порта, где стояли на якоре туристские катера, где загружали и разгружали баржи, меж тем как насосы с шумом выбрасывали воду, и где кружили, время от времени ныряя в воду, белые чайки.

— Завтра едем в Париж, — неожиданно сказал Том в самом начале обеда. — Что ты об этом думаешь?

Фрэнк моментально напрягся как струна, однако старался не показать вида, что встревожился. Том отчетливо понял: если завтра не убедить его лететь в Париж, то Фрэнк сорвется и удерет из Гамбурга куда глаза глядят.

— Я не люблю указывать, что и кому следует делать, — продолжал Том. — Но рано или поздно тебе все равно придется вернуться к родным. — Том говорил тихо, к тому же слева от него была застекленная стена, а ближайший столик — на расстоянии не меньше ярда. — Ты же не сможешь всю жизнь скакать с одного самолета на другой. Ешь свой Bauerfruhstuck[22].

Фрэнк снова напрягся, но на этот раз оправился быстрее. Он заказал себе «крестьянский завтрак», потому что его заинтересовало само название, и ему принесли рыбу, картошку, бекон и лук — все в жареном виде, размещенное на одной, огромных размеров тарелке.

— А вы тоже полетите в Париж?

— Естественно. Я возвращусь к себе домой.

После обеда они прошлись пешком. По мосту они пересекли такой же, как в Венеции, канал, вдоль которого стояли прекрасные дома с заостренными крышами. Когда вышли на торговую улицу, Фрэнк сказал, что ему нужно зайти в банк поменять деньги. Том зашел вместе с ним и, стоя в сторонке, наблюдал за Фрэнком. Он знал, что у юноши нет с собой паспорта, но он и не требовался, если клиенту нужно было поменять свою валюту на местные марки.

Том озабоченно поглядел на щеку Фрэнка. Сегодня с утра он настоял, чтобы Фрэнк замазал свое родимое пятнышко новым кремом. Том сам злился на себя: что такого, если кто-нибудь теперь и опознает Фрэнка? Теперь это не имеет никакого значения.

Фрэнк подошел к нему довольный, засовывая марки в бумажник.

Они посетили Музей военного искусства, в котором Том уже побывал однажды. Здесь были стенды с моделями зажигательных бомб времен Второй мировой войны, с помощью которых вся портовая часть Гамбурга была сровнена с землей, а также модели складов в девять дюймов высотой, охваченные желто-синими языками игрушечного пламени. Фрэнк не мог оторваться от экспозиции с изображением подъема затонувшего судна. Как всегда это с ним бывало, после часовой прогулки по залам с написанными маслом портретами что-то там подписывавших или провозглашавших гамбургских бургомистров в платьях времен Бенджамина Франклина[23], во множестве развешанными по стенам, у Тома заболели глаза и ему страстно захотелось курить.

Они вышли и очутились на одной из узких боковых улиц с тележками фруктов и цветов и рядами магазинов.

— Подождите меня пять минут, — вдруг сказал Фрэнк.

— Куда ты?

— Я сейчас, ждите меня у этого дерева.

— Мне хотелось бы знать, куда ты идешь.

— Я не сбегу.

— Ладно, — сдался Том. Он стал прогуливаться взад и вперед. На душе у него было неспокойно, и в то же время он напоминал себе, что не может вечно быть нянькой при Пирсоне-младшем. Что ж, если парень сбежит (интересно, сколько у него при себе валюты в долларах или франках и взял ли он с собой паспорт?), то придется доставить в «Лютецию» его чемодан — и делу конец. Очередной раз поравнявшись с деревом, он не увидел Фрэнка, хотя пять минут уже истекли.

Юноша возник перед ним из толпы прохожих. Он улыбался, в руках у него была большая, красная с белым пластиковая сумка.

Том облегченно вздохнул.

— Что-то покупал?

— Да, после вам покажу.

Дальше Том решил съездить с Фрэнком на улицу Юнгфернштиг; Ривз однажды рассказал ему о том, что в старые времена это была аллея, где прогуливались самые хорошенькие девушки города. Они направились туда на одном из катерков, курсирующих по Альстеру.

— Мой последний день свободы! — сказал Фрэнк. Ветер развевал его волосы и трепал одежду.

Ни тому, ни другому не хотелось сидеть, и они встали в уголке у поручней. Смешной веселый человечек в белой бейсболке, приставив ко рту мегафон, рассказывал о достопримечательностях, мимо которых они проплывали, и об отелях, выходивших фасадами к воде. По его уверениям, цены номеров в них были самыми высокими в мире. Том слушал с интересом, глаза Фрэнка были устремлены куда-то вдаль — наверное, на чайку, или, может, там вдали он видел Терезу?

Когда сразу после шести они вернулись в квартиру Ривза, его не было, но на аккуратно застеленной постели лежала записка: «Буду около семи. Р.». Том обрадовался, что Ривза не оказалось дома, потому что ему хотелось поговорить с Фрэнком наедине.

— Помнишь, что я сказал в Бель-Омбр относительно смерти твоего отца? — начал он.

— Все, что вы мне говорили, я помню почти дословно. О чем именно я должен вспомнить сейчас?

Разговор происходил в гостиной, Том стоял возле окна, Фрэнк сидел.