Тщеславная мачеха - Фиделис Морган

– Почему ты так слаб, Уэкленд? – вопрошала леди Прюд. – И почему не хочешь подумать? Ты один способен положить конец этому бедствию.

– Прекрати! – со злостью оборвал ее Уэкленд. – Прекрати!

– Я никогда не прощу себе того, что случилось с Изабеллой Мердо-Мактавиш. Я следила за ней. Искала как могла.

– Она была дурой, – отозвался Уэкленд. Прюд в ответ всхлипнула. Элпью опустилась на четвереньки, продвинулась до угла и, низко нагнувшись, выглянула. Она увидела, что Прюд сквозь прутья решетки схватила Уэкленда. Он попятился, потом небрежно потрепал ее по рукам. – Я не могу уладить все это один, – сказал он. – Что мне сделать, чтобы тебя выпустили?

– Даже не пытайся. Я донесла на себя. Передала в жандармерию записку, где сообщалось, что я воровка, и, когда они пришли допросить меня, призналась. Если я могу добиться ареста других, чтобы защитить их, то почему не защитить и себя? Здесь мне по крайней мере ничто не грозит, разве ты не понимаешь? Я облегчила тебе задачу. Поэтому скажи ей. Скажи ей правду.

В нос Элпью ударила вонь. Она принюхалась и опустила взгляд – одна ее рука погрузилась в кучу собачьего дерьма. Не издав ни звука, Элпью вытащила руку, по-прежнему выглядывая за угол.

– Девушка знает о своей ошибке? Почему она не уехала? – Уэкленд говорил сквозь зубы. – Последуют новые смерти? Я – тоже цель? – Из-за угла выкатила карета, заглушив все звуки. Когда она затихла под горой, Уэкленд говорил: – Мы должны разобраться с этим завтра. – Голос его звучал твердо. – От нее надо избавиться. Что это за запах? – спросил он, отодвигаясь. – Здесь кто-то есть.

– Вероятно, одна из этих двух ищеек, наглых лондонских лгуний.

Элпью села на корточки и прижалась к стене.

– Не знаю, что они тут ловят, но я всей душой желал бы увидеть их отъезд.

– Я пыталась устранить их, – сказала леди Прюд. – И до сих пор не знаю, каким чудом им удалось выбраться из Бастилии. Я состряпала два следа, ведущих к ним: памфлет против короля Франции и воровство.

Элпью встала во весь рост.

– Постой. Здесь точно кто-то есть. – Он направился к углу здания, и Элпью бросилась бежать, надеясь завернуть за следующий угол раньше, чем ее увидит Уэкленд.

Она выскочила на главную улицу, потом свернула в какой-то переулок, где, скорчившись, отсиделась в грязной подворотне за кучей ящиков с мусором, пока не стихли шаги Уэкленда.

Кляня собаку, нагадившую на мостовой, Элпью вымыла руки в общественном фонтане и пошла домой.

Поднявшись в темноте по лестнице и уже собираясь войти в комнату, Элпью заметила пробивающийся из-под двери свет. Она помнила, что задула свечу, значит, кто-то приходил к ней или до сих пор находится в комнате.

Элпью приложила ухо к двери и прислушалась. Тишина. Элпью опять опустилась на четвереньки и попыталась заглянуть в комнату через щель под дверью.

Когда она прижалась щекой к полу, дверь открылась.

Перед глазами Элпью оказался подол дорогого платья. Не успела она поднять взгляд, как дверь захлопнулась.

Элпью осталась на полу.

Что теперь? У нее не было желания ни сидеть здесь и слушать, ни спать на лестнице.

Она медленно встала, прислушалась, но не услышала ничего, кроме шороха ткани.

Элпью повернула ручку, открыла дверь и вошла с таким видом, словно не подозревала ни о какой встрече.

На пороге она ойкнула и вздрогнула, схватившись за грудь.

– Вы удивили меня.

Перед ней стояла мадемуазель Бонтем, управляющая мастерской Уиппингема по производству изделий из папье-маше. Она была одна.

– Я испугалась, – сказала Элпью. – Осторожность никогда не помешает. – Быстрый взгляд сказал Элпью, что женщина не обыскивала комнату либо сделала это очень осторожно. – Так что случилось? – спросила Элпью, опустившись в кресло. – Уже за полночь. Какое срочное дело, мадемуазель Бонтем, привело вас сюда среди ночи?

– Творится что-то неладное. – Бонтем присела на край кровати Элпью. – И в этом замешан герцог де Шарм. Роджер, как вы знаете, его лакей. А как управляющая компанией лорда Уиппингема по производству изделий из папье-маше, я много раз общалась с герцогом, когда мы вместе ездили водной карете в Версаль. За последние дни он очень изменился.

– Как вы попали в мою комнату? – спросила Элпью.

– Парадная дверь была открыта, – ответила Бонтем. – Я постучала, но, не получив ответа, рискнула войти. Признаться, я дрожала при каждом шаге, боясь наткнуться на нового убийцу, как вчера вечером.

– Откуда вы узнали, где я живу?

– Мне сказали и мадемуазель Смит, и Роджер. Видите ли, в Сен-Жермене все всё друг о друге знают.

Элпью села к столу.

– Вы намерены сообщить мне что-то столь интересное, что не может подождать до утра?

– Со мной пришел бы Роджер, но он на дежурстве в замке. Роджер считает, что в такое время опасно оставлять герцогиню одну. Особенно когда герцог в столь странном настроении. По словам Роджера, состояние у герцогини весьма неустойчивое. Она боится его.

– Вы хотите сказать, что герцог – убийца? – спросила Элпью. – Он такой жеманный, изнеженный и совсем не похож на злодея.

– Роджер одевает и раздевает его. У герцога, оказывается, великолепное тело. Мышцы так и бугрятся под тугой кожей. У него тело борца. И он очень взволнован после смерти леди Мердо-Мактавиш.

– Он был близок с ее светлостью?

– Да, они много времени проводили вместе.

– Это вам Роджер сказал?

– Нет, моя подруга Леонора Смит. Она считает, что герцог проводил с Изабеллой Мердо-Мактавиш слишком много времени. В тот день, когда она исчезла, он бегал по замку, искал ее и к вечеру был совсем уж не в себе.

– А как же герцогиня?

– На нее он не обращал никакого внимания. Они с Изабеллой занимались своими делами под носом у бедной женщины. Чаще всего прямо у нее на глазах.

– И все же это не объясняет, почему вы пришли ко мне с этой историей.

– Все говорят, что вы с графиней сыщицы, присланные разгадать эту тайну.

– Кто это – все?

– Леонора Смит.

– Как у вас возник разговор на эту тему?

– Мы с Леонорой встречались в воскресенье в Версале. Она рассказала о вас; по ее мнению, вы и ваша госпожа – своего рода шпионки. Сначала я думала, что вы приехали выведать секрет изготовления папье-маше, но теперь полагаю, вы охотитесь за чем-то другим.

– Меня интересует один вопрос, связанный с герцогом и герцогиней, и, возможно, вы сумеете удовлетворить мое любопытство. Обычно жены живут там, где удобно мужу; и хотя герцог – француз, как получилось, что герцогиня обитает в сен-жерменском замке, со всеми его мелочными ограничениями и благочестием, хотя они могли бы жить в поместье герцога или в Версале?