Книги онлайн и без регистрации » Приключение » Сойти с ума. Краткая история безумия - Юрий Владимирович Каннабих

Сойти с ума. Краткая история безумия - Юрий Владимирович Каннабих

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 64 65 66 67 68 69 70 71 72 ... 115
Перейти на страницу:
существует, кажется, в подбрюшье и действует на умственные способности, то для пользования их употребляется следующее: рвотный винный камень, сернокислый поташ, ялаппа (рвотный камень), сладкая ртуть, дикий авран, сабур, слабительное по методе Кемпфика, камфорный раствор в винной кислоте, коего давать большими приемами, с приличными побочными составами. Белена, наружное натирание головы у подвздошной части рвотным винным камнем, приложение пиявиц к заднему проходу, нарывные пластыри или другого рода оттягивающие лекарства производят в сем случае гораздо ощутительнейшее облегчение, нежели во время бешенства. Теплые ванны предписываются зимой, а холодные летом. Мы часто прикладываем моксы к голове и к обоим плечам и делаем прожоги на руках (cauteres). В больнице сей употребляется хина в том только случае, когда догадываются, что слабость была причиной болезни, например, после продолжительных нервных горячек и проч. Что касается до онании, сей постыдной и чудовищной страсти, от которой много молодых людей теряют рассудок, то против оной следовало бы предписывать употребление хины и купание в холодной воде; привычка столь сильно вкореняется в сих несчастных, что они никак не могут отстать от нее, и хотя им связывают руки, они все еще находят средство удовлетворять разгоряченное свое воображение.

Лица, лишенные ума, долго противятся прочим болезням; но, наконец, изнемогают от гнилой горячки, сухотки или паралича. Обыкновенно сими двумя болезнями оканчивается их жизнь. Большая часть умирает в начале весны; и многие перед концом приходят в разум. Когда сумасшедшие спокойны, то играют в карты, в шашки, читают ведомости, книги, разговаривают вместе, никого не обижают. Изменение луны имеет очевидное влияние на возвращение пароксизмов. Наибольшая трудность состоит в том, чтобы содержать их в чистоте. Кротостью их скорее умилить можно, чем строгими мерами».

Дальше идет самое описание дома.

Интересно, что д-р Кибальтиц ни одним словом не упоминает о мерах стеснения. Однако мы знаем из других источников, что его начальник, смотритель Боголюбов, обратился с рапортом к главному надзирателю об отпуске для больных цепей. Вот этот документ, сохранившийся в архиве больницы:

«При доме умалишенных состоят с давнего еще времени цепей железных для беспокойных и приходящих в бешенство людей одиннадцать, из коих многие были уже неоднократно починиваемы и чрез то остаются почти безнадежными, но как ныне умалишенные помещением в доме умножаются и бывают более таковые, коих по бешенству их необходимо нужно, дабы не могли сделать какого вреда, содержать на цепях, на тех становится недостаточно, для чего и потребно искупить оных в прибавок к означенным старым вновь четырнадцать, что и составит всего двадцать пять цепей, о чем имею честь донести».

Желание это было исполнено, и по резолюции приказа общественного призрения инвентарь дома умалишенных пополнился четырнадцатью железными цепями. Так как всех цепей было 25, а наличность больных на 1 января 1820 г. равнялась 113 чел., то приходится заключить, что почти четвертая часть всего учреждения сидела на цепи, — говорит Баженов.

Начиная с 1828 г. Московский доллгауз вступает в новый период своей жизни: на должность главного врача назначается В. Ф. Саблер, и сейчас же вся постановка дела принимает другой облик. Заводятся «скорбные листы», рецептурные книги, появляются ординаторы, функции которых приблизительно такие же, как и в наше время, и даже в европейской психиатрической печати публикуются отчеты о больнице, составляемые самим Саблером. С его именем связан ряд важных преобразований: уничтожение цепей, устройство огородных и рукодельных работ, приобретение музыкальных инструментов, биллиарда для больных и т. д. В 1838 г. старый доллгауз получает новое имя: московская Преображенская больница.

К пятидесятым годам относится любопытная страница из бытовой истории Москвы, теснейшим образом связанная с одной из камер Преображенской больницы, в которой жил «ясновидящий», «прозорливец» — Иван Яковлевич Корейша. Этот душевнобольной в течение целого ряда лет был своего рода «консультантом» по семейным, имущественным и разным другим делам; в очередях у дверей его комнаты можно было встретить представителей всех классов тогдашней Москвы. Администрацию больницы крайне смущало это непрерывное паломничество, несомненно, нарушавшее больничный порядок. Но «юродивый» был источником весьма значительного дохода, и многие усовершенствования, введенные Саблером, были сделаны на средства, собранные благодаря Корейше. «Похороны Ивана Яковлевича были грандиозны» (1861).

Надо полагать, что печально было финансовое положение русских больниц, если даже большое московское учреждение вынуждено было не пренебрегать доходами, опускаемыми в кружку у порога камеры слабоумного, откровенно таким образом эксплуатируя темноту и суеверие «первопрестольной» столицы. Но кроме бедности равнодушно-тупая казенщина повсюду в России стояла на пути к настоящей помощи душевнобольным. Однако уже обозначался частичный просвет. Начинались шестидесятые годы; чиновно-помещичья Россия вынуждена была ликвидировать наиболее вопиющие стороны николаевского режима. Некоторое оживление стало наблюдаться и в лечебном деле. Приказ общественного призрения доживал свои последние дни.

Борьба за но-рестрент

Брозиус, Мейер и Гризингер. Дебаты на Берлинском съезде 1879 г. Швейцария, Италия, Голландия

В 1851 г. Штиммель, ознакомившись в Англии с но-рестрент, решил сделать опыт у себя в частной лечебнице в Кенненбурге. Однако его постигла неудача, и впоследствии он предостерегал своих товарищей от чрезмерного увлечения британскими новшествами. Через несколько лет появились две работы Дика, хотя и не разделявшего полностью взглядов Конолли, но все же указывавшего на необходимость регулировать применение насильственных мер; вскоре, совершенно так же, как у Чарльсворта, процент связанных больных начал быстро идти на убыль. Пример Дика имел некоторое влияние на германских психиатров, вопросом стали интересоваться, идея нестеснения постепенно превратилась из отвлеченной теории в очередную практическую задачу. И вот в 1858 г. появился Брозиус.

Один из самых убежденных и решительных пионеров патронажной системы, Брозиус был энергичным пропагандистом но-рестрент. На психиатрической секции Съезда естествоиспытателей в Карлсруэ в 1858 г. Брозиус прочитал на эту тему доклад, о котором Allgemeine Zeitschrift поместила короткий отчет в нижеследующих выражениях: «Брозиус отстаивал но-рестрент — систему, безусловное применение которой не встретило, однако, сочувствия большинства и возникновение которой обязано своеобразным историческим, политическим и социальным условиям Англии». Через год, по совету Дамерова, Брозиус перевел и самую книгу Конолли: «Лечение душевнобольных без механических мер стеснения». Ознакомление немецких психиатров с английскими наблюдениями и терапевтическими успехами было большой заслугой переводчика, которую мы, современники, даже не можем в полной мере оценить. В одной из своих статей Брозиус рассказывает, как он, еще за три года до знакомства с книгой Конолли, сделал один смелый опыт: возбужденного больного с разрушительными тенденциями, заключенного в смирительную рубаху (в которой он пребывал уже несколько недель), Брозиус внезапно переселил в свою собственную, уютно обставленную спальню, где снял с него смирительную рубаху и предоставил ему полную свободу действия. С каждым

1 ... 64 65 66 67 68 69 70 71 72 ... 115
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?