Золотой иероглиф - Дмитрий Дубинин

— Это с человека?

— Естественно… Э, нет. Твою жену я не повезу ни за какие деньги.

— Послушайте… А как выходят из положения, когда, допустим, на борту жена кого-нибудь из офицеров?

— Она находится с мужем в каюте, чего тут непонятного… И почти никогда оттуда не высовывается.

— А не получится договориться с кем-нибудь из офицеров, который согласился бы потесниться?

Каплей взглянул на меня, как на идиота.

— Это действительно твоя жена?

— Ну да, а что?

Он хмыкнул.

— Я бы не рискнул оставить свою супругу в каюте наедине с морским офицером.

— У вас в команде имеются потенциальные насильники?

Каштанов вдруг рассвирепел.

— Кончай херню собирать! Баба на корабле — всегда к неприятностям. Если ты едешь — жду тебя здесь завтра в десять ноль-ноль. Опоздаешь хоть на полминуты — твои проблемы. Все, у меня дела.

Пора было возвращаться в гостиницу: во-первых, я чувствовал, что еще надо отлеживаться, а во-вторых, и без того уже сделано почти невозможное, и довольно быстро при этом.

Однако, я еще посетил барахолку, где практически в открытую торговали военным имуществом (разве что оружия и боеприпасов тут не было видно, да и то, если поспрошать, наверняка найдешь), где приобрел несколько вещей, которые посчитал необходимыми для навигации и поисков.

Татьяны в номере не оказалось; в записке она сообщала, что ей надо пробежаться по близлежащим магазинам. Женщина есть женщина. Впрочем, я отлично знал, что ничего она тут не найдет из того, что нельзя приобрести у нас дома. Это раньше, говорят, кто на Дальний Восток ездил в командировки, счастливчиком был — красная рыба и икра на столе у тех редко переводились. А сейчас кого этим удивишь?

Таня купила не очень красивые, но прочные сапожки — себе и десантные ботинки — мне («неизвестно ведь, по каким горам придется лазить, верно?») Она оценила ту быстроту, с какой мне удалось устроить дело. Правда, ей совершенно не понравились условия, поставленные мне моряком-пограничником. Те, согласно которым на Кунашир я должен ехать один.

— Еще чего! А как же я?

— Но ведь это же не я придумал! А другого выхода нет. Надо действовать быстро, иначе мы оставим во Владике все наши сбережения и пойдем домой пешком.

— Ладно. Пусть это придумал не ты, но завтра мы пойдем вместе. Если уж у меня самой не получится уговорить твоего капитана, значит, я возвращаюсь домой одна. И при этом тоже завтра.

Ну до чего хорошо иметь дело с разумной женщиной!

Капитан-лейтенант Каштанов, наверное, не поверил своим глазам, когда вопреки нашему уговору мы явились-таки вдвоем.

— Послушай, парень, я ведь ясно тебе сказал, что повезу только тебя одного… Что за новости?

Я развел руками. Момент был опасный, офицер сейчас мог послать меня на три буквы и, развернувшись, уйти, но он успел взглянуть на Татьяну.

А она сейчас не была похожа сама на себя: одетая в длинную и мешковатую мужскую куртку, в обычные джинсы, с волосами, тщательно убранными под шапочку, натянутую почти до глаз, без грамма косметики, Таня выглядела как существо, у какого не сразу можно определить пол. Перед выходом я ей сказал, что она стала похожа на гомосексуалиста, но шутка не получила высокой оценки.

Похоже, офицер слегка растерялся. Видимо, услышав от меня слово «жена», он вообразил, что со мной едет сексуальная красотка, из-за которой любой корабль вмиг пойдет ко дну, либо деспотичная мегера, но тоже с выраженными половыми признаками.

Во всяком случае, он не стал сразу отдавать нам команду: «Кру-гом! Бегом — марш!», а немного задумался. Я все еще был уверен, что Таньке светит только одна дорога — в аэропорт, а оттуда — в Новосибирск, но у моей супруги язык подвешен не хуже, чем у меня, а порой даже лучше. Плюс жуткое упрямство, которого ей не занимать.

…Словом, славный командир даже и сам не заметил, как согласился приютить почти на двое суток хода настырную и обаятельную особу.

В собственной каюте.

За те же сто долларов, что и меня на главной палубе.

Нет, Танька никогда, наверное, не перестанет меня удивлять. Может быть, именно поэтому я и живу с ней столько времени, поскольку не знаю, что она еще может выкинуть, а узнать хочется?

Трудно сказать, насколько комфортно чувствовала Татьяна себя в капитанской каюте, но для меня постоянное торчание на главной палубе и при этом отнюдь не на теплом ветру стало сущим наказанием. Непонятно, почему командир так против размещения гражданских пассажиров мужского пола в матросском кубрике, но все пограничники-срочники — что матросы, что солдаты, которых везли на Чукотку — оказались вполне нормальными ребятами, несмотря даже на то, что предстоящая служба в этом суровом крае представлялась многим настоящим адом. Не случайно, видимо, бухту Провидения, куда их везли, не без толики богохульства солдаты называли «бухтой Привидений».

Не буду подробно описывать это не особенно приятное путешествие — оно было нудным, скучным и холодным. То и дело вокруг клубился туман, довольно плотный, почти как у берегов Хоккайдо, а когда он рассеивался, вверху оказывалась белесая пелена, а внизу — угрюмо-серые волны. Я очень люблю море, разумеется, не такое, каким его воспринимают валяющиеся на песочке ленивые пляжники, а каким его видно с судна, движущегося вдали от берегов, но здесь оно навевало тоску зеленую. Нет, наверное, пиратские клады в Карибском море искать куда приятнее!

Беспокоился я и за Таньку, которой капитан вообще запретил высовывать нос из каюты, дабы не вызывать пересудов в команде. Мы с ней понимали, что окажись Каштанов мелкой сволочью, и Танька окажется в полной его власти, а я ничего и узнать не смогу, не то что сделать.

Но все-таки они минули — два изнурительных дня и две не менее изнурительных ночи — когда транспорт, войдя в воды Охотского моря, оказался на траверзе острова Кунашир.

Головнино встретило нас неожиданно солнечной погодой. Когда транспорт причаливал к свободному дебаркадеру, со стороны причалов слышался сочный мат — очевидно, по какому-то разумению местных жителей, сюда приставать было нельзя. Впрочем, капитану Каштанову было по фигу — он получил свои двести баксов и, будучи человеком чести, насколько это возможно в наши дни, выполнял условия договора.

Мы, нагруженные двумя не особенно легкими сумками, перескочили на палубу дебаркадера, и транспорт тут же начал отваливать. Я увидел Каштанова на мостике и помахал ему: пока, мол. Танька не придумала ничего лучше, как послать ему воздушный поцелуй. Каштанов скрылся в рубке.

— Он к тебе приставал? — спросил я.

— Подмигивал…

Бухта поселка, глубоко вдающаяся в остров, удушливо и терпко пахла водорослями. По берегу бухту окружали многочисленные домики, среди них было немало унылых утлых лачуг… С этим зрелищем неустроенного быта совершенно не гармонировали красавцы вулканы, высившиеся в разных частях острова — Менделеев и гора Отдельная.