Пасынки Гильдии - Ольга Голотвина

Надо же, какие запасы сарказма скрываются в этой лохматой башке! А Лейтиса-то думала, что он не способен выжать из себя ничего более ироничного, чем «шибко умные все стали!..»

Интересно, чего еще Лейтиса не знает о старом приятеле? И чему успел его научить Фолиант?

Женщина опустила мрачный взор в миску. Каша, обильно сдобренная мясной подливой, показалась ей не более аппетитной, чем клубок гадюк.

Подняла глаза – и наткнулась на пристальный, жесткий взгляд Недомерка. Словно из светло-голубых гляделок, как из окон, выглянул кто-то незнакомый, опасный… Впрочем, парень тут же отвернулся, уронил ложку и полез под стол ее поднимать.

Лейтиса бросила свою ложку на стол. Рука сама потянулась к миске. Шваркнуть кашу в рожу этому… этому…

Но тут распахнулась входная дверь, со двора в трапезную наперегонки ворвались свежий ветер и веселый Красавчик.

– Приве-ет! – пропел он. – Кашу всю сожра-али или мне оста-авили?

Не ожидая ответа, он уселся за стол, цапнул ложку и без колебаний начал наворачивать кашу.

– Какая тут певи-ица! – в перерыве между глотками сообщил он. – Зовут Ли-исонька! Рыжая! Я ей спуску не да-ам, вот увиди-ите!

Лейтиса и Недомерок, уже выбравшийся из-под стола, глядели на Красавчика так, словно он поглощал не кашу, а кипящую смолу. Затем переглянулись, не пряча смущения, взяли ложки и без колебаний приступили к трапезе.

Все было как прежде… как прежде, да? Ведь так?

* * *

Если Хозяйка Зла хочет вывалить кому-то на голову неприятности, она сыплет их не из пригоршни, а из полной корзины!

Айсур и Чердак даже не добрались до лавки менялы Зарлея: нарвались на знакомых стражников. Да не просто знакомых, а таких, с которыми у шайки Айсура были давние счеты. Вот и пришлось двоим уличным проходимцам удирать от погони через весь рынок, пока они не нашли себе убежище на крыше портового склада.

И сейчас они лежали пластом на шершавых досках, нагревшихся от солнца и загаженных чайками, и выжидали, когда демоны унесут старых знакомых.

Айсур осторожно высунул физиономию в прорезь для стока дождевой воды, чтобы обозреть окрестности. Увиденное заставило его забыть о страже.

– Глянь, Чердак, – пихнул он дружка локтем в бок, – акулы пожаловали!

– Какие еще акулы?

– А которых бронзовая рыбка привела!

И в самом деле, в гавань входили пять больших красивых кораблей.

С крыши склада обзор был неплох, и двое бродяг, как в театре, разглядывали громаду парусов и высящиеся над бортами катапульты.

На таможенном корабле, несшем вахту в гавани, началась суматоха. На талях спускали шлюпки, чтобы встретить прибывших гостей, когда они сбавят ход у цепи, подняться к ним на борт, узнать, кто такие и откуда пожаловали, принять пошлину…

Но гости и не думали сворачивать паруса и снижать ход. Они шли спокойно и уверенно, словно и не подозревали о цепи, протянутой под водой от Северной к Южной башне.

На берегу забеспокоились. С Южной башни засигналили флагами. Даже Айсур и Чердак поняли, о чем предупреждают сигнальщики беспечных мореплавателей.

Но флагманский корабль, не снижая хода, прошел почти рядом с Северной башней, легко проскочил то место, где должна была быть цепь.

– У катапульт возятся! – выдохнул Чердак.

На берегу тоже разглядели откровенно враждебные приготовления чужаков. Сигнальщики изменили узор, выписываемый в воздухе флагами. С таможенного корабля, идущего наперерез флагману, что-то проорали в рупор.

– Купцы-то всполошились! – ехидно бросил Айсур.

И действительно, на купеческих кораблях закончилась разгрузка, трапы уже были втянуты на борт, матросы поспешно поднимали паруса. Получалось это медленно и неловко – вероятно, потому, что большая часть команды была отпущена на берег.

Купцы совершенно правильно спешили уйти от причала. Потому что в ответ на требование остановиться с двух идущих впереди кораблей, круша деревянные крыши береговых построек, хлестнули ядра бортовых катапульт.

* * *

Исчезновение королевы нищих, удивившее Патлатого, объяснялось очень просто.

Утес был рассечен глубокой расселиной. Если стоять рядом с нею на берегу, то кажется что она видна вся, сверху донизу, до каждой прожилки в камне. И лишь подойдя вплотную к выщербленной дождями и ветрами стене, можно было заметить у самого подножия утеса глубокую черную яму – вероятно, промоину, куда стекала дождевая вода.

В эту яму и спрыгнула Щука – бесстрашно и привычно. Подошвы больно ударились о каменный карниз, женщина тихо выругалась. Свет почти не падал в яму, внизу шелестели волны. Щука со страхом подумала, что морские языки пролизали карниз, сделали его хрупким и ненадежным, он может проломиться под ногой, и тогда нет спасения… Щука думала об этом каждый раз, спрыгивая во мрак. Но страх этот был сладким, в нем было предвкушение того, чего ради она бредет во мгле.

Нашарив правой рукой стену, покрытую влажным лишайником, женщина медленно двинулась вдоль нее, оставляя позади последние лучи солнца, падающие в промоину. Они словно звали ее вернуться, но Щука не оборачивалась. Да это было бы и опасно: карниз тоже был скользким от лишайника, а насколько он был широк – этого Щука проверять не собиралась.

Постепенно шум волн угас в толще камня. Скальная трещина стала шире, уже не приходилось нагибаться, и женщина поняла, что вышла в большую пещеру.

Горькая усмешка скользнула по губам королевы нищих. Она знала, куда ведет путь сквозь скалу, но ни разу не прошла его до конца. Только до этой пещеры…

Под ногой дернулось что-то мягкое. Женщина едва не оступилась, отпрыгнула назад и, вслух помянув Хозяйку Зла, со всего маху поддала носком башмака по живому комку. Послышался шлепок, словно на каменную плиту уронили ком сырого теста. И тут же раздалось тихое обиженное хныканье.

Щука расхохоталась, сорвала с плеч шаль и принялась хлестать ею налево и направо.

Темнота ожила, наполнилась шорохом, хлопаньем крыльев, тихим плачем.

Женщина знала, что бояться ей нечего. Твари, обитавшие в пещере, безобиднее младенца в люльке. Так сказал ей Майчели, когда с факелом в руке привел ее сюда. Все стены, насколько мог дотянуться неровный факельный свет, были облеплены серыми шерстистыми комьями, из которых торчали коротенькие кожистые крылья. Эти нелепые крылышки почти не держали их хозяев в воздухе, и если какая-нибудь тварюшка срывалась, то, покувыркавшись в нелепом полете, она мягко плюхалась на пол. Ни глаз, ни рта… ну ладно, глаза в темноте ни к чему, но ведь жрут они все-таки что-то, эти твари?

Впрочем, это и сейчас не очень-то интересовало женщину, а уж тогда…

Тогда она почти не смотрела на глупые серые комья: она любовалась прекрасным лицом Майчели в свете факела, его черными волосами, спадавшими вдоль невероятно длинной шеи («Змей-оборотень!» – со сладким замиранием думала женщина), его нечеловечески гибким станом («Да, змей!»)…