Сестрица - Дженнифер Доннелли

Когда Мартин свернул на дорогу, которая вела к дому Ле Бене, она приняла решение: рассказать Гуго и Тави о деньгах Феликса и вместе подумать, что делать с ними.

– Гуго, подожди меня здесь, никуда не уходи, ладно? – попросила она.

– А что такое? Куда ты?

– Позову Тави. Сейчас вернусь.

Изабель нашла сестру в сыроварне. Вместе они вернулись в конюшню, зашли в пустое стойло и устроились там на сене.

– Почему мы прячемся в стойле? – спросил Гуго.

– Чтобы нас никто не увидел. И не услышал.

Тави с интересом взглянула на сестру:

– Надо же, как таинственно, Из.

Изабель подождала, когда все устроятся, и только тогда сказала:

– Феликс нашел средство избежать свадьбы. Если, конечно, мы захотим им воспользоваться.

– Да! – закричал Гуго, вскакивая. – Конечно захотим! Еще как захотим!

– Тсс! – зашипела Изабель, хватая его за руку и снова усаживая на сено.

Когда он сел, Изабель рассказала о том, что случилось. Оба принялись уверять ее, что Феликс обязательно вернется и что пустить в ход его деньги – единственная возможность избежать свадьбы.

Изабель слушала их, а сама думала, что пользоваться великодушием Феликса все же как-то неловко.

– И все же, может, есть и другой способ, – сказала она.

– Выкладывай, – ответила Тави.

– На эти деньги я могла бы снять комнаты здесь, в Сен-Мишеле, – предложила Изабель. – Тогда нам с Гуго не придется жениться, а у вас с Маман будет крыша над головой.

Тави скрестила на груди руки.

– Конечно, давай снимать комнаты. Лучше прямо посреди деревни, – сказала она. – Поближе к Сесиль и жене пекаря – ведь им так удобно будет швырять в нас камнями и обзываться, если мы сами поселимся прямо у них под боком. Пусть хоть каждый день бьют у нас окна!

Изабель, уязвленная саркастическим тоном сестры, бросила на нее обиженный взгляд.

– Тави права. Здешние люди ничего не забывают. И вам не позволят, – согласился с ней Гуго. – Так что давай, Изабель, переезжай и начинай новую жизнь в другом месте. Именно этого хочет Феликс. На это он дает тебе деньги. Разве ты не понимаешь?

Изабель знала, что Гуго прав. И Тави тоже права: оскорбления будут их повседневным уделом, пока они не уедут отсюда.

– Путь в Италию долог и труден, Тави. Там придется жить буквально на хлебе и воде, чтобы этих денег хватило на подольше. Придется нам троим ютиться в одной комнате. Удовольствий никаких, тем более роскоши, – предупредила Изабель.

Тави пожала плечами.

– Жизнь, вероятно, будет тяжелой, но, по мне, это неплохо, – сказала она. – Даже здорово. Так же здорово, как и здесь, на ферме. Или лучше.

– Здорово? – Изабель не верила своим ушам. – Может, ты не заметила, что ночуешь на сеновале? Каждый день доишь коров, режешь капусту и копаешь картошку с утра до ночи. Как это – здорово?

Тави взглянула на свои загрубевшие от работы руки:

– Мои платья сгорели, моих атласных туфелек и шелковых корсетов уже нет. Празднества и балы для меня в прошлом. Ухажеры больше не толкутся у моей двери. Все зовут меня страшной и гонят прочь.

От этих слов сердце Изабель сжалось, но, когда Тави подняла голову и взглянула на нее, девушка поняла, что той ничуть не грустно; напротив, сестра улыбалась.

– Итак, свет наконец оставил меня в покое, – продолжала Тави, улыбаясь еще шире. – Днем я много тружусь, это верно. Но у меня есть ночь, а ночью – свеча, уединение и мои книги. Большего я никогда и не просила. Да, жизнь может быть тяжелой, но прекрасной. Разве ты не видишь? Красивая девушка обязана радовать окружающих. А страшная? Никого, кроме себя.

– Ну ладно, – сказала Изабель, проглатывая ком в горле. – Тогда поедем.

Тави ухмыльнулась, Гуго обхватил ее за плечи, и они втроем принялись строить план.

Изабель и слышать не хотела о том, чтобы бросить Нерона: значит, ей, Тави и Маман придется ехать в Италию верхом. Когда в Мезон-Дулёр был пожар, она успела вынести из конюшни два седла; Гуго пообещал дать еще одно, старое. Ночевать они будут на постоялых дворах, но в дорогу надо купить еду, фляги для воды и плащи от дождя. А еще платья – те, в которых они пришли на ферму, давно превратились в лохмотья – и теплые вещи. Сейчас сентябрь, но в Италию они попадут к концу осени.

Чтобы мадам не волновалась, Изабель отвела двух кляч, спасенных с живодерни, на выгон позади Мезон-Дулёр. За прошедшие недели те вполне отъелись, так что кости перестали выпирать сквозь кожу. На них поедут Маман с Тави. А Мартина придется оставить. При мысли об этом в горле у Изабель встал ком, но делать нечего – Мартин очень стар и не выдержит долгого пути.

– Поклянись жизнью, что будешь хорошо заботиться о Мартине, – потребовала она у Гуго.

– Клянусь.

– Гуго, клянись, не то я останусь здесь и выйду за тебя замуж!

Гуго тут же произнес слова клятвы, пылко и торопливо.

Тави подсчитала, что на сборы потребуется дня четыре, не меньше, а значит, они отправятся в путь не раньше пятницы, то есть за день до свадьбы. А пока сестры по очереди будут ездить на рынок с Гуго и покупать еду в дорогу. Они решили не посвящать в свой план Маман – еще разболтает секрет кому не надо, например Тетушке или матери Гуго. Эти двое наверняка не обрадуются, узнав, что свадьбы не будет, и могут выгнать Изабель и ее родных со двора раньше, чем те успеют приготовиться к отъезду.

Затем они встали и вместе вышли сначала из стойла, а потом из конюшни. Разойдясь, они принялись за обычную дневную работу, чтобы не вызвать никаких подозрений.

Но, выходя из полумрака на яркий свет полдня, они не подозревали, что внутри был еще кто-то, кроме них. А ведь стоило лишь поднять голову, и они тут же увидели бы ее – девушку с волосами цвета воронова крыла, которая сидела на потолочной перекладине и болтала тонкими ногами.

А также подсматривала. Подслушивала.

И ела пауков.

Изабель лежала, уставившись на стропила сеновала.

Тави и Маман спали, мерно дыша, но она не могла уснуть, сколько ни старалась. Несмотря на тонкую сорочку, она обливалась потом. Было жарко. Воздух застоялся. Уже несколько часов она ворочалась с боку на бок и никак не могла устроиться поудобнее.

Вздохнув, она встала, прошла через весь сеновал и села у открытой двери, надеясь, что подует ветерок и принесет прохладу.

Луна была почти полной. Свет лился на ферму, серебря поля и сады. На пруд и пастбище. На курятник. На сыроварню. На поленницу дров.

И, к удивлению Изабель, на лису. Та сидела на колоде для рубки дров, рядом с топором, аккуратно прикрыв лапки хвостом.