О том, что есть в Греции - Катя Федорова

Ингредиенты:

300 г чечевицы

1 луковица

красное вино (опционально)

2 зубчика чеснока

2 лавровых листочка соль, перец оливковое масло

2 протертых помидора (необязательно)

томатная паста

уксус

• Отвариваем промытую чечевицу в кипящей воде и сливаем воду. Общий принцип для бобовых – чтобы избежать вздутия живота, газообразования.

• Жарим мелконарезанный чеснок и лук на оливковом масле. Добавляем вино и ждем, пока выпарится алкоголь. Потом наступает очередь помидоров, томатной пасты. Солим, перчим. Когда я кладу помидоры в еду, всегда сыплю чуточку сахара.

• Лавровый лист кладут в чечевицу обязательно.

• Варю примерно 40 минут, проверяю воду – достаточно ли, чтобы не подгорела, помешиваю. В результате чечевица станет мягкой, получается приятный густой супчик. Не допускайте, чтобы чечевица разлохматилась и превратилась в хлопья.

• Перед тем как выключить плиту, добавьте чайную ложку винного уксуса. Любители острого могут налить немного уксуса прямо себе в тарелку.

• К чечевице отлично подходят салат из латука, обжаренные копченые колбаски и красное сухое вино.

К нашему дому прибилась кошка. Соседи ее вроде как сначала завели, а потом охладели. Бывает. Она стала ходить обедать к нам, но жила по-прежнему на улице. Аппетит у нее обнаружился военно-морской, настроение – всегда отличное. Боевая кошка. Окрестили ее (надо же как-то с ней общаться) Сопля Ивановна, по некоторым объективным причинам. Потом, когда причины иссякли, так и осталось, не переименовывать же. Некрасову и Дурново еще меньше повезло. Сопля Ивановна освоилась, удвоила вес. И поперла вверх по пирамиде Маслоу. В частности, у нее образовалась мещанская привычка: сибаритствовать на кухонном окне. Плюхнется и таращится на нас через стекло, как в телевизор. Только мяукать она так и не научилась: откроет рот и хрипит какие-то уменьшенные секунды вместо благозвучного «мяу».

Однажды на улице шел дождь, самая неприятная его разновидность – со снегом. Я выросла в Петербурге, знаю, о чем говорю. Поэтому не удивилась, когда Сопля Ивановна спешно покинула оконный пост и принялась наглаживать головой входную дверь. Открыли, она зашла, присела, смотрит. А у нас как раз не самый удачный день. Я объясняла сыну математику. В те моменты, когда удавалось извлечь его из-под стола, где он с энтузиазмом прятался от просвещения. Взгляды на методические цели и задачи урока у нас с ним драматически не совпадали.

Йоргос уронил на ногу молоток и не скрывал своего огорчения. Два телефона звонили одновременно. В духовке подгорало что-то ценное. Я махнула рукой на образование сына и отняла у мужа молоток.

Одним словом, оглушительная с непривычки синестезия. Беспощадная для новичка симфония запахов, звуков и чувств.

Сопля Ивановна повела себя странно. Во-первых, она замяукала, впервые в жизни одолев большие терции (в которых, кроме «мяу», угадывались ужас и фраза «лучше снег с дождем»). Потом протаранила дверь и, не оглядываясь, выскочила на улицу. Мы переглянулись. Помолчали.

– Всем хочется смотреть телевизор, но никто не хочет жить в новостях, – сказал муж. И вынул у меня из рук молоток.

Как назвать это место – кафе? Таверна? Не годится ни одно из названий. Здесь всего две комнаты. В одной, поменьше, – плита и печка, в которой ежедневно запекают целиком свинью. Вторая – «зал». Несколько столиков закрыты скатертями в красную клетку. На стенах наивные фотографии колбас и жареной картошки. Конструкция по-средиземноморски проницаемая: от темноты и дождя нас отделяет тонкая стеклянная перегородка. Печка, в которой вращается на вертеле свинья, согревает помещение теплыми рембрандтовскими тонами. Мы пришли праздновать мои именины в тесном кругу: я, муж и два его друга.

– У нас заказан столик.

– На чье имя?

– Янис, фармацевтический представитель.

– Проходите.

– Куда нам можно сесть?

– Куда хотите…

Все десять столиков свободны.

– А зачем же ты столик заказывал? – спрашиваю у Яниса.

– Вообще-то я резервировал не столик, а мясо, – отвечает он. – Мясо тут очень вкусное и может внезапно кончиться. В прошлый раз передо мной один тип взял десять кг.

– Боже! Зачем так много?

– Может, праздновал… А может, расстроен был. Не знаю!

Второй наш друг, Костас, работает кассиром на пригородных электричках. Мечтает найти себе русскую подружку, но пока ему не везет. Темпераменту него взрывной и импульсивный. Все свободное время проводит в зале, сушка, протеиновые коктейли. Сутками перегоняет энергию в мышцы. Каждую неделю – тренировки в тире. Друзья восхищаются его волей, а сам Костас утверждает, что он слабак и жертва генетических обстоятельств.

– Вот ты сколько можешь пива выпить? – спрашивает он Яниса, медицинского представителя.

– В смысле? Один раз сорок банок выпил.

– Ну, так, чтобы сохранять самоконтроль и нормально вести машину?

– Не знаю, бутылок семь, наверное.

– А я всего лишь три!

Друзья чтят каминг-аут Костаса минутой молчания.

– Албанцы – трудяги, да, – резко меняет тему Костас. – Работают просто отлично. С другой стороны, им голову отрезать – как нечего делать. У нас когда была ферма, дядя нанял албанца. Отработал тот без запинок, чисто робот. Рассчитывал его я. Отдал как договаривались и добавил еще сверху, типа от себя. Албанец деньги принял и говорит: «Вообще-то я бы мог тебя шлепнуть и взять все. Честно говоря, я так и собирался сделать. Но ты меня растрогал, парень. Живи!»

– А ты что? – спросила я, представляя дальнейшее развитие сюжета по типу боевика: темпераментный Костас верхом на албанце и его объемный кулак ходит вверх-вниз, как поршень.

– Я сказал ему: спасибо.

– Но как же так? Ты же ходишь в тир, у тебя спорт…

– У меня спорт, а у него ствол…

Подходит официантка и застилает стол бумагой. Вываливает прямо на нее гору мяса. Рядом – кучу жареной картошки, на которой быстро тает небольшой сугроб сыра. Раздает пластиковые тарелки. Острые сырные салаты в жирных потеках оливкового масла разложены в полукилограммовые пластиковые упаковки. Начинается пир.

Янис – фармацевтический представитель, рыхлый и добрый, как Пьер Безухов. Холостяк, романтик и пьяница. Он подробно перчит мясо, с аппетитом ест. Свинина отдает ему в нос, как шампанское. Он гасит участившееся сердцебиение стаканом темного вина. Загривок у него потеет, лицо становится красное, как скатерть.