Чесменский гром - Владимир Шигин

Эльфинстон принял адмирала надменно, говорил дерзко, тыча Спиридову под нос указ императрицы о своей полной независимости. Стараясь оставаться спокойным, предложил Спиридов англичанину пойти на хитрость. Суть ее заключалась в следующем: адмирал спустит свой флаг; турки, не догадываясь об объединении эскадр, попытаются их атаковать, и они, заманив неприятеля, истребят его.

— О'кей! — сразу заважничал Эльфинстон. — Только отныне я буду считать вас своим младшим флагманом, и требовать полного повиновения!

Лицо Спиридова вспыхнуло от негодования и обиды. Теперь уж вспылил он.

— Сопляк! — кричал адмирал в лицо наглецу. — Мой флаг как-никак на грот-стеньге поднимают, а твой на крюйсе болтается! Ты ж, батюшка мой, ко всему, не только наглец оказался, но и шельма изрядная. Куда подевал деньги казенные — двести тыщ рублев, что в путеплавание тебе дадены были? Отвечай!

Денег у Эльфинстона не было. Все ушло на шумные пьянки с дружками и постройку особняка в Портсмуте. Пойманный с поличным, англичанин оторопело молчал.

— Вор ты! — бросил ему в лицо Спиридов и вышел, хлопнув дверью. Командующие расстались врагами. Контр-адмирал тотчас назло всем демонстративно снялся с якоря и повел свою эскадру куда глаза глядят. Чтобы не бросать его одного вблизи неприятельского флота, Спиридову пришлось последовать за ним.

А Эльфинстон, казалось, совсем потерял рассудок. Он то поднимал сигнал погони, то вдруг слал Спиридову выговора. Адмирал молча терпел все его выходки. Уйти — значило бросить Вторую эскадру на верную гибель. На горизонте все время крутились турецкие фелюги с хищно наклоненными вперед мачтами. А где-то совсем рядом бродили и главные силы капудан-паши. Злясь на Спиридова, англичанин срывал всю ярость на Хметевском. После очередной стычки, закончившейся бурными объяснениями, потребовал Эльфинстон, чтоб адмирал обменял строптивца на капитана «Трех Святителей» англичанина Роксбурга. Спиридов ответил согласием.

— Ну как тебе Эльфа, адмирал английский? — поинтересовался он, едва Хметевский вступил на борт «Евстафия».

— Одно слово — аспид! — вздохнул тот.

— Насилу вырвался!

Корабль «Три Святителя» сразу же пришелся Степану по душе. Ладно сработанный известным мастером Ульфовым, он по праву считался одним из лучших в русском флоте. Понравился и старший офицер линкора Евграф Извеков, о подвиге которого в датских проливах был капитан 1-го ранга немало наслышан.

Принимая дела, не ведал еще Степан Хметевский, что именно на этой палубе пройдут лучшие годы его службы.

На третьи сутки после встречи Второй эскадры, под вечер, к Спиридову постучался флаг-капитан Плещеев.

— Что там у тебя стряслось? — поинтересовался адмирал.

— Имею, Григорий Андреевич, сообщить вам известие тайное и страшное! — почти шепотом начал он.

— Садись! — Спиридов жестом показал на стоявший рядом стул. Полный Плещеев грузно уселся, положив себе на колени туго набитый бумагами портфель желтой кожи.

— По произведенному мною самовольно сыску на контр-адмирала Эльфинстона имею я сведения о многих его шпионских деяниях в пользу британской короны и в ущерб нашей. Мною же выявлены и многие клеотуры на кораблях обеих эскадр.

— Обвинения твои тяжелы, но в таком деле нужны доказательства верные. — Глаза адмирала были грустны и усталы.

— Доказательства, к великому моему сожалению, имеются в превеликом достатке. Прежде всего по сношениям Эльфинстона с главою службы секретной в бытность его в Англии имею я письмо верное от человека из Лондона. Действия же сего господина в бытность его в море Мидитерранском и вовсе не оставляют мысли для сомнений. На сей счет тоже бумаги многие имеются. Мною же выяснено, что многие офицеры английские тайно меж собой в записках сношаются. За главного ж меж ними некто Эффингейм — зять Эльфинстона, который в Лондон через Роттердам письма о делах наших потайные шлет!

— Покажи бумаги твои! — протянул руку адмирал.

— Вот! — Плещеев, щелкнув замками портфеля, вывалил перед Спиридовым груду бумаг. — Вот все записи перехваченные, а вот и копия с перлюстрированного письма, что намедни отослал он морскому лорду Гауксу.

— Знал я, что вор и подлец, а теперь оказывается, что и враг лютый. Следует тебе, душа моя, верных людей к Эльфинстону приставить, чтобы за ним да конфидентами его смотрели в оба!

— Сие уже мною исполнено!

— А что фискалы твои о Грейге прослышали?

— На сей счет имею подробное письмо из крепости Гибралтарской о разговоре промеж командором и тамошним флагманом британским. И писано там, что флагман тот просил командора помнить свое Отечество английское и служить ему по всей чести.

— Ну и что Самюэль? — Адмирал весь напрягся в ожидании.

— Командор на те притязания ответствовал, что считает себя россиянином, отчего промеж них большой скандал вышел.

— Верно ли сие? — Вернее нету!

— Ну, ладно. — Спиридов тяжело откинулся в кресле.

— Вся надежда теперь на тебя, так что не оплошай, душа моя. Эльфинстон — орешек крепкий, не по зубам нашим, здесь высочайшая власть нужна. Будем ждать Орлова, тогда все и обмыслим. Бумаги ж свои тайные береги как зеницу ока, держи под замком и охраняй в канцелярии судовой. От тех бумаг многое зависеть для дела нашего будет...

Незатейливая спиридовская хитрость со спуском флага удалась вполне. Попавшийся на удочку Гассан-бей решил еще раз попытать счастья, прихватив с собой лучшую половину флота. Он устремился навстречу русской эскадре. Противники быстро сближались. За кормами российских кораблей ласково плескались эгейские воды. «Весь... день 23 мая они (русские моряки) имели тихий ветер из NW-четверти и мало продвигались вперед лавировкою; но 24-го подул ветерок с юга, и около полудня открылся неприятельский флот... под островом Специя. Вследствие того оба адмирала, Спиридов и Эльфинстон, сделали сигнал общей погони».

В четыре часа пополудни прогрохотали первые залпы... и турки повернули вспять. «Лев султана» быстро понял свою ошибку и теперь пытался оторваться от столь неожиданно сильной эскадры гяуров. В погоню за ускользающим врагом помчался «Саратов» неудержимого Барша, следом — остальные.

А ветер падал. Видя, что на парусах уйти от гяуров не удастся, велел Гассан-бей тащить корабли галерами. Флагман Эльфинстона «Святослав» метался из стороны в сторону, англичанин пребывал в полнейшей растерянности.

— Тьфу ты, — складывая подзорную трубу, ругался Спиридов, — уж хоть бы нападал по-людски, а то, пока мыслию по древу растекается, паша басурманский пятки салом смазывает! Подымай сигнал: «Гнать за неприятелем!»

Корабли Первой эскадры устремились вдогонку за турецким флотом. К ночи ветер спал совсем. Однако, умело сманеврировав, Спиридов все же настиг алжирского разбойника. В это самое время Эльфинстон поднял сигнал о прекращении погони. Вторая эскадра покидала поле боя, зато Первая атаковала![53]