Большая книга ужасов-56. Глаз мертвеца. Кошмар в наследство. Повелитель кукол - Евгений Некрасов

Повезло, мог и без головы остаться.

Чувствуя приятную истому, как после бани, я лежал на полу. Бабка и медсестра опустились передо мной на колени.

– Эпилепсия, – поставила диагноз медсестра. – Был припадок, теперь прошел. Деревяшечку держите под рукой, а то в следующий раз он может откусить себе язык.

– Паша вернулся из школы, потому что у него заболела голова, – вспомнила бабка.

Медсестра подтвердила, что да, именно с этого часто начинаются припадки. А про клоуна сказала, что надо было бежать за ним, как только я попросил, – мол, в моем состоянии нельзя нервничать, а то припадок будет дольше и сильнее.

Нет, что ни говорите, а приятнейшие люди – медсестры детских садов. Все знают, на все имеют научное объяснение. Даже то, что я перегрыз провод, соседку ни капельки не удивило: «А что вы хотите? Мальчик себя не помнил!»

Бабка уложила меня в постель и пошла печь мои любимые безе. Она чувствовала себя виноватой.

Я прижимал к себе клоуна. В продранных кошачьими когтями дырочках розовела кожица куколки. Если побаюкать клоуна, потолок начинал раскачиваться.

Может быть, уже сегодня Сало достанет волос Марика. Тогда скоро, очень скоро парень, которого боится вся школа, будет бояться меня.

Эпилепсия – отличная болезнь, особенно когда у тебя ее нет. Врачи подтвердили соседкин диагноз, и для меня настали дни блаженства. Бабка мухой летела выполнять мои капризы, лишь бы больной не перенервничал. Правда, сначала она заявила, что будет гулять со мной – на тот случай, если припадок застанет меня на улице. Я пресек ее попытку одной фразой: «Не действуй на нервы». Потом чудесная медсестра подвела под это научную базу. Мол, мальчик должен научиться жить со своей болезнью, а если его опекать, он будет чувствовать себя инвалидом и никогда не станет полезным членом общества. Против общества бабка пойти не могла, и я получил полную свободу.

И все бы хорошо, но главное наше дело долго не сдвигалось с мертвой точки. У Марика оказалось какое-то вечное освобождение от физкультуры. Скорее всего, он просто купил себе справку, чтобы не срамиться перед одноклассниками. Главный наркоторговец школы был дохловат. Сало ходил за ним по пятам, глядя на Мариковы модные туфли и облизываясь. Со стороны казалось, что вот сейчас он сорвет эти туфли зубами и отгрызет нужный для куколки кусочек стельки.

Наконец, после трехдневной слежки Сало с победным видом вручил мне завернутый в бумажку волос.

Я спросил:

– Волос точно его, не путаешь? А то, может, прилип чей-то чужой, а ты и снял.

– Обижаешь, начальник, – хмыкнул Сало. – Просто снять у Марика с пиджака прилипший волос я давно мог. А этот он при мне сдул с расчески.

Я честно поделил между нами расходы: сто двадцать четыре пятьдесят за тесто для куколок плюс сотня за крысу «К», итого – по сто двенадцать рублей с копейками с человека. На ловушку, чтобы поймать помойную крысу, мы бы не наскребли, она стоила полторы сотни.

Сало, разумеется, не знал, за что платит, но сразу повеселел:

– Я так понимаю, дельце на мази? Когда?

Я сказал:

– Сегодня или завтра, как получится. Неделю ждать не стану.

– Какую неделю! Осталось три дня без сегодняшнего, – с опаской напомнил Сало. Он знал о Марике больше, чем я, и боялся сильнее.

– За три дня он у нас будет по потолку бегать и ловить мух, – пообещал я.

Сало поверил безоговорочно и стал спрашивать, как Марик будет ловить мух – ртом или руками. Если руками, то чем держаться за потолок?..

Мы шли из школы вместе, я посмеивался над Салом и вдруг подумал, что мне с ним почти так же уютно, как было с Витькой Воскобойниковым, которому, между прочим, Сало сломал палец.

Ненависть к врагу прошла незаметно, оставив после себя небольную высохшую корочку в душе. Мне было все равно, что подумал бы Витька, если бы увидел нас вдвоем, и все равно, что думал обо мне Сало. Главное, сейчас я дергал за ниточки.

В сотне шагов от школьной ограды стоял вишневый «Форд» с затемненными стеклами. Мы оба его узнали: тот самый, в котором Марик пересчитывал деньги, полученные за наркотики. Рядом, облокотившись о крышу, покуривал водила. Он молча поманил нас пальцем.

Мы подошли, волоча ноги, как будто к ним были прикованы пудовые гири. Не блеск был «фордик»: лет пяти, а то и старше.

– Гуляем? – с ленцой спросил водила. – А кто будет Марику долг отдавать?

– У нас еще три дня, – сказал я.

– Время летит, – заметил водила. На шее у него была золотая цепь толщиной со стержень от ручки.

Мы промолчали.

– Пацаны, а хотите, поговорю с Мариком, и он вам спишет половину долга? – забросил наживку водила.

Сало ухмыльнулся:

– А че языками зря тереть? Мы уж сами. Алюминиевые баночки соберем и расплатимся.

Он говорил с таким неприкрытым вызовом, что водила уже не мог притворяться добреньким.

– Это кто языком зря трет? Борзеешь, мокроносый?!

– Ты и трешь, дядя, – хладнокровно ответил Сало. – Не лезь в чужие дела. С Мариком и без тебя есть кому рассчитаться.

Глаза водилы побелели от ярости. Казалось, он сейчас расплющит Сало в лепешку.

Но Сало спокойно выдержал его взгляд.

– У нас три дня, дядя, – напомнил он. – Если через три дня Марику покажется, что мы ему еще что-то недодали, перетрем эту тему по новой.

– С тобой, что ли? – остывая, буркнул водила.

– Там видно будет.

Водила плюнул нам под ноги и уехал.

– Ну, Павлон, теперь обратной дороги нету. Или ты делаешь Марика, или заказывай инвалидную коляску, – объявил Сало.

Я еще не мог прийти в себя.

– Что ты наделал! Не мог нормально разговаривать?!

– Нормально нас бы уже поставили на большие деньги, – сказал Сало.

– Да как?!

– Есть сто способов развести лоха и только один способ не дать себя развести: сразу бить в нюх или, по крайности, хотя бы ругаться, – наставительно заметил Сало. – Допустим, он говорит: «Бедные детки, конечно, я защитю вас от этого нехорошего Марика! Но прям сейчас у меня большое горе: мне позвонили на мобилу и сказали, что моя бедная мамочка лежит при смерти. А ведь я здесь не просто так, а приехал типа отдать лекарство своей бедной тетушке, инвалиду горячего цеха, которая ждала меня, ждала, да, видно, сама пошла в аптеку. Теперь не знаю, как быть. Если ехать к мамочке, то тетушка останется без лекарства, потому что в аптеке такого нет, а если дожидаться тетушку, то мамочка умрет, не увидев единственного сына». Он покажет пакет, и там правда будет лекарство, – объяснил мой опытный враг, – и ты сам скажешь: «Чего там, езжайте, а я возьму пакет и дождусь вашу тетю». Ты влипнешь, как только возьмешь пакет, а ты возьмешь обязательно. Потому что ты жалостливый, Павлон, а жалостливый человек и есть лох!