Чрезвычайный и полномочный - Артем Тихомиров

Перестала эта компашка петь хором не сразу, но только когда убедилась, что Офигильда все-таки не чудо-юдо беззаконное.

Один кобольд вообще грохнулся в обморок, на что никто внимания не обратил.

– Твою мать… – сказала Офигильда. – Это чего это вы тут делаете? Кто вы такие?

Вопрос бы своевременный, но никто на него ответить не мог. Просто потому, что у большинства в зобу дыханье сперло. Чтобы ситуацию исправить, понадобилось время.

– Ваше величество? – спросил Тинфарин Кедди, рискуя приблизиться. – Вы?

Офигильда сделал шаг навстречу впавшей в крайнее смущение группе мужчин.

Все понимали, что выставили себя трусами и идиотами, но исправить ситуацию было невозможно. Повезло тиндарийцам, которые получили возможность спрятать свой стыд за спинами товарищей по несчастью.

Ольв Могучий, как стихийно назначенный командир, взял себя в руки.

– Ваше величество… Некоторым образом мы должны объяснить.

– Вы с ней? Со старухой? – перебила его Офигильда.

– Какой старухой? – удивился орк из Головорезии. – Ни о какой старухе мы не знаем… Мы сбежали из Дома Советов, потому что не хотели, чтобы нас поджарили как поросят на вертеле… Кстати, по вашему приказу…

– Что? – Офигильда не подпрыгнула до потолка, но была к этому близка. – Моему при… Колль, они с ума съехали!

Королева повернулась к стоявшему позади энту и поиграла бровями.

Тот ничего не понял. Вообще.

– С ума с вами всеми сойдешь. Говорите, что вы знаете! Что творится наверху?

Слово взяла Тинфарин Кедди, самый велеречивый из гномов. Когда он закончил свой короткий, но выразительный рассказ, Офигильда чувствовала себя так, словно на нее вылили большой ушат ледяной воды.

Великанша побледнела.

– Значит, это не просто колдовская шуточка, а настоящий переворот! Заговор!

Посольские пожали плечами:

– Нам доподлинно известно одно: нас пытались прикончить… От Слободы не осталось ничего, кроме руин… Все, что нажито непосильным трудом, все ж погибло!

– Ваше величество, нужно уходить отсюда. Детали мы обсудим позже, – вмешался Фиенс Тудан, которому говорильня, а еще больше духота надоели хуже горькой редьки. – Вы знаете выход из подземелий?

– Не знаю. – Офигильда скорбно щелкнула зубами, как волчица, упустившая сочную молодую лань. – Какой идиот вообще прорыл все эти норы под Рыгус-Кроком?

Никто из беглецов не смог дать ответа.

– Лучше всего пойти туда, – сказал тиндариец, указывая в том направлении, в котором группа двигалась до столкновения с королевой. – Сзади туннели не имеют ответвлений. Те, откуда пришли вы, ваше величество, тоже, очевидно, не годятся. Остается единственный вариант. Возражения у кого-нибудь есть?

Их не было. Офигильда, давно испытывавшая желание пустить кому-нибудь кровь, спросила у посольских, не найдется ли у них какого-нибудь завалящего меча.

Нашелся один, выкованный в Головорезии. Собрат Ольва Могучего посчитал честью подарить его Офигильде и при передаче оружия приобрел несколько помидорный цвет. Что поделать – орк млел от больших и сильных женщин с длинными светлыми волосами.

Еще пара минут ушла на выяснение личности энта. Не обошлось без традиционного спора, существуют ли Пастыри Дерев в действительности или это все байки. Мнения разделились, и спор опять опасно приблизился к насильственной стадии, но Офигильда положила конец разночтениям. Обозвав спорщиков болванами, она напомнила, что один из Пастырей стоит перед ними. В ответ на выпученные глаза и отвисшие челюсти королева зарычала. Рык этот мог означать лишь одно в такой ситуации: не испытывайте моего терпения.

Худо-бедно, но группа, наконец, выдвинулась.

Вновь потянулись подземелья, бесконечные и запутанные, словно ходы в муравейнике.

С каждым шагом надежда найти выход таяла. Даже самые ярые оптимисты уже начинали тихо постанывать, чувствуя, как подползает, чтобы схватить их за горло, клаустрофобия.

Рассвет светил со страшной силой, и восходящее солнце выбеливало небо. Дружинники сворачивали лагерь, тушили костры, недовольно бурчали. Было прохладно, изо ртов шел пар. От моря веяло стылым ветром, который одновременно и бодрил, и стремился заморозить до костей.

Таково было самое обычное летнее утро в этих широтах.

Однако Чернышу не было до него дела.

С Талиесином творилось что-то странное.

– Ну? – спросил он склонившегося над господином Говоруна.

Варвары поглядывали на них, но приближаться по разным причинам опасались. Недоверие к тиндарийцам вообще усугубляло странное поведение Талиесина. Перед рассветом он стал вдруг орать и извиваться, словно его кусали невидимые пчелы. Считая это проявлением нездорового колдовства, воители отошли в сторонку.

Вся надежда была на Чтеца.

У костра остались он да Черныш. Посол лежал на плаще, укутанный по самое горло, и закатывал глаза к небу.

– Он жив, но не спит, – сказал жрец. Собрав пальцем пот со лба виконта, варвар понюхал его. – Травы в снадобье действуют.

– Значит, виконт отравился? – Приобретя серый оттенок, Черныш сел прямо на землю. – И умрет?

– Не знаю… – Говорун склонился низко, потом замер, задумавшись. – Странно, но мне кажется, он в колдовском трансе.

– Колдовском?

– Вероятно, так подействовали на него части снадобья. Никогда не знаешь, каковы будут проявления отдельных зелий, собранных в одном букете…

Жрец ухмыльнулся, отдавая дань любви своего народа к черному юмору.

Дроу отчаянно принялся дергать себя за белые волосы.

– Что нам делать? – Черныш бросил взгляд на драккары, на которых вовсю кипела жизнь.

Хрюрлы отдавали приказы, воители охотно исполняли их, что, видимо, заменяло им зарядку и давало возможность разогнать кровь. Завтрака не было. Заход во фьорд намечался не ранее чем через три часа ходу.

– Не пыли, – поднял руку в успокаивающем жесте Говорун. – Насколько я понимаю, мы имеем дело не просто с колдовским трансом. Это транс провидца.

Дроу подпрыгнул.

– Что?!

– Редко, но такое случается. Я ничего не знаю о вас, уж извини, поэтому могу только гадать. Цивилизанчики, как считается, народ волшебный, и…

– В моем господине магии ни на грош!

– Откуда тебе знать? – прищурился варвар.

Черныш моргнул.

– То-то и оно… Магия, брат, она… непредсказуема. Думаешь, что я родился колдуном? Нет. Самый был обыкновенный, хилый, еле научился говорить к семи годам. Маманя думала, таким и останусь, и решила меня в печке сжечь. Эксцентричная была особа. Ну, несет она меня к жерлу раскаленному, а я ору как свинья недорезанная. А потом бац – и печка вылетает в окно. Тогда еще сгорело все наше селение, погиб весь клан… Был такой, назывался Невлезайубьет. Ну, вот… Так я и выжил, а все потому, что в критической ситуации во мне открылись магические способности.