Аракчеев - Владимир Томсинов

Летом 1804 года, в бытность свою инспектором артиллерии, Алексей Андреевич осматривал арсеналы и пороховые заводы в Брянске. «Нашел я еще в здешнем городе, — писал он императору Александру 1 июля, — несчастного офицера Путвинского, который был выпущен из гродненского корпуса в нынешнем году, 22-го января, в прапорщики в Борисоглебский драгунский полк, расположенный на кавказской линии, и не доезжая сего города, опрокинута была ямщиком его кибитка, отчего и переломило ему левую руку в двух местах. Молодой жалкой человек начал ныне выздоравливать, но в кавалерии служить будет уже неспособен, то и просит о переводе в пехотный полк, не имея чем содержаться; осмелился из находящихся у меня ваших дорожных денег оставить ему именем Вашего Величества».

Архив Государственного Совета — органа, созданного 30 марта 1801 года и просуществовавшего до 1 января 1810 года[146], — свидетельствует о том, что Аракчеев, которого столичная молва окрестила зловредным, часто показывал больше сочувствия к обездоленным, нежели окружавшие его сановники, слывшие вполне добропорядочными людьми. Вот несколько примеров.

На заседании Государственного Совета от 18 января 1809 года читано было внесенное министром юстиции всеподданнейшее прошение польской уроженки Езерской о дозволении ей и двум ее детям — сыну и дочери — принять фамилию с правом наследования убитого в сражении полковника Манюкина, который прижил детей с нею, но не успел на ней жениться, хотя и имел на то высочайшее соизволение. Члены Совета приняли во внимание установленные законодательством правила усыновления, по которым в права законных детей вводились исключительно дети, прижитые до брака лицами, впоследствии браком сочетавшимися, и на этом основании решили, что дети Езерской не могут пользоваться правами законных детей. Военный министр написал под протоколом: «Граф Аракчеев находит, что если Манюкин имел позволение жениться и убит в сражении, то находит сие заслуживающим особого уважения». На заседании Госсовета 1 марта 1809 года правитель канцелярии Совета объявил, что «Его императорское величество, изъявя высочайшее согласие на мнение военного министра, при подписании протокола от 18 января сего года означенное, указать изволил предложить о том Совету, для изъяснения мнения его по сему предмету по учинении выправок, какие нужны быть могут».

Заботу об обездоленных и одновременно лучшие стороны государственного ума своего проявил Аракчеев и в случае, который рассматривался на заседании Государственного Совета 23 марта 1808 года. Как явствует из текста протокола данного заседания, министр внутренних дел представил членам Совета выписку из донесения чиновника, побывавшего в Эстляндской и Лифляндской губерниях с целью проверки дошедших до столицы слухов о «недостатке народного продовольствия». Донесение подтверждало, что крестьяне названных губерний терпели недостаток в хлебе, и в качестве главных причин указывали на прежний неурожай, порчу последнего посева от червей и продолжение винокурения. Рассмотрев представленные факты, Совет решил предложить Эстляндскому гражданскому губернатору составить особый комитет для изучения обстоятельств, вследствие которых крестьяне претерпевали недостаток в продовольствии, одновременно употребляя «деятельнейшие меры к понуждению помещиков, чтоб они не оставляли крестьян без должного и достаточного пропитания», и запретив, где это необходимо, винокурение. Военный министр Аракчеев выразил по обсуждавшейся проблеме иное мнение. «Во-первых, — заметил он, — следует всеподданнейше представить Государю Императору в виду упущения господ гражданских губернаторов, что они в свое время не доносят о таких важных недостатках народного продовольствия, которые соединены с жизнию человеческою целых губерниев, а сие самое неисполнение произвело упущение времени, в кое наверно полагать можно и бывшую уже от оного недостатка потерю людей; во-вторых, рассуждая потерянное уже и по сие число время, не только кажется уже поздно сообщать и учреждать особенный комитет к рассмотрению и соображению местных обстоятельств, а нужно, полагаю, ныне же запретить винокурение; а наконец, для исследования как в упущении о сем представления господ губернаторов, так и самых тех помещиков, которые не пекутся о прокормлении своих крестьян, а равным образом и для освидетельствования сельских запасных магазинов обрядить ныне же сенатора». Подобной линии поведения граф Аракчеев придерживался не только в Государственном Совете, но и в повседневной своей деятельности в качестве военного министра, и на заседаниях Комитета министров. 29 сентября 1808 года в этом органе решался в числе прочих дел вопрос о принятии в кадетский корпус малолетних детей умершего полковника Челищева. Согласно представлению Виленского губернатора, полковник Челищев во время квартирования в 1796 году в пределах его губернии женился на местной жительнице-шляхтянке и прижил с нею двух сыновей. Спустя некоторое время он оставил службу и уехал в свое имение в Смоленской губернии и там умер. Вдова его вышла замуж вторично и вскоре также умерла. В результате дети остались с отчимом, который по бедности своей неспособен был дать им надлежащее воспитание. Хорошим выходом из данной ситуации могло быть определение сирот в кадетский корпус, но Виленский губернатор не имел права направить их туда, поскольку в корпус принимались в то время дворянские дети не моложе 16 лет, а сыновьям Челищева исполнилось одному — 11, а другому — 10 лет. Возникшую проблему разрешил граф Аракчеев, заявив членам Комитета министров, что принимает устройство малолетних сирот в кадетский корпус на себя.

***

Деятельность Аракчеева на посту военного министра пришлась на исключительно сложное для России время. Брожение внутри русского общества; мир с Францией, в любой момент могущий обернуться войной; участие России в организованной Наполеоном континентальной блокаде Англии — все это создавало обстановку, в которой очень многое в судьбе России зависело от армии, а значит и от военного министра, от того, как будет он действовать на своем посту.

Подполковник Гродненского гусарского полка Яков Кульнев[147] говаривал в это судьбоносное для россиян время: «Матушка Россия тем хороша, что все-таки в каком-нибудь углу ее да дерутся». Еще не улеглись в русском обществе впечатления от военной кампании с Францией и завершившего ее Тильзитского мира, еще войска, возвратившиеся из Пруссии, не успели отдохнуть, как Россия втянулась в новую войну — на сей раз со Швецией.

Боевые действия проходили на территории Финляндии, оттого и получила эта война прозвание «Финляндской». Началась она 8 февраля 1808 года и длилась весь указанный год да еще больше половины следующего — 1809-го. Русское общество по странному стечению обстоятельств Финляндской войной интересовалось мало. «Не до того было общему любопытству, утомленному огромнейшими событиями в Моравии и в Восточной Пруссии, чтобы заниматься войною, в коей число сражавшихся едва ли доходило до числа убитых и раненых в одном из сражений предшествовавших войн», — вспоминал участник названной войны Денис Давыдов, в то время штаб-ротмистр лейб-гвардии гусарского полка.